К вопросу об освобождении от административной ответственности (заметки на полях одного дела об административном правонарушении)

Н. М. Жданов -

доцент кафедры административного и финансового права Омского юридического института,

кандидат юридических наук, доцент

Правовые предписания, предоставляющие правоприменителю возможность освобождать лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, от административной ответственности, применяются на практике достаточно интенсивно. Так, в 2010 г. мировыми судьями было рассмотрено 5 047 100 дел об административных правонарушениях, при этом подвергнуто наказаниям 83,1 % (4 195 100 лиц), производство прекращено по основаниям ст.ст. 24.5 и 2.9 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее - КоАП РФ), в т. ч. освобождено от административной ответственности 6,1 % (305,2 тыс. лиц)[1].

Не возвращаясь к обсуждению вопроса о том, что освобождение от административной ответственности и прекращение производства по делу об административном правонарушении, в соответствии с положениями ст. 24.5 КоАП РФ, являются разными правовыми институтами[2], отметим, что смешение их правовой природы просматривается и в практической правоприменительной деятельности.

В качестве иллюстрации приведем пример из судебной практики, исходя из содержания постановления по делу об административном правонарушении № 5-198/2012, вынесенного мировым судьей судебного участка № 51 Называевского района Омской области, исполняющим обязанности мирового судьи судебного участка № 10 Крутинского района Омской области. При этом дальнейшее изложение материала буквально воспроизводит судебный документ с незначительной редакционной правкой.

На гр-на М. был составлен протокол об административном правонарушении по ст. 12.8 ч. 3 КоАП РФ за то, что он 12 февраля 2012 г. в 3 часа 15 минут на ул. Ленина р. п. Крутинка Омской области, будучи лишенным права управления транспортными средствами, управлял принадлежащим ему автомобилем в состоянии алкогольного опьянения, чем допустил нарушение п. 2.7 Правил дорожного движения.

В судебном заседании М. вину не признал и пояснил, что в ночь на 12 февраля он с друзьями Я., К. и гр-кой Г. находился на дискотеке, после которой все пришли к нему домой и употребляли спиртные напитки. Затем он с Я. ушел в магазин, а по возвращении Г. им сказала, что она из-за ссоры с К. пыталась покончить с собой и съела больше пачки медикаментов, показав им пустые пачки. Они пытались вызвать скорую помощь, однако по телефону 03, который они набирали, им не отвечали (с сотового телефона в тот момент необходимо было набирать не 03, а 112). Если бы они вызвали такси, то неизвестно, когда бы оно приехало, попутную машину ночью найти тоже проблематично, поэтому у него не было другого выбора, как везти Г. в больницу на своем автомобиле, тем более что она уже теряла сознание и вновь приходила в себя. Кроме того, когда Г. начала терять сознание, у них началась паника и они в тот момент думали только о том, как быстрее доставить ее в больницу. Они все

вместе сели в автомашину и поехали в больницу. По пути следования его остановили сотрудники ДПС. Они им объяснили, что везут в больницу девушку после отравления таблетками. Сотрудники ДПС пересадили Г. в свою автомашину и доставили ее в больницу, где отравление подтвердилось, и Г. оставили в стационаре, а на него сотрудники полиции составили протокол за управление транспортным средством в состоянии опьянения лицом, лишенным права управления. Свидетель Я. в судебном заседании дал показания, аналогичные показаниям М.

Сотрудник полиции К., давший в судебном заседании показания в качестве свидетеля, пояснил, что при несении службы в ночь на 12 февраля 2012 г. им был остановлен автомобиль под управлением М. Находившиеся в машине пассажиры, в том числе и водитель М., были с признаками опьянения. Все они поясняли, что везут девушку в больницу в связи с отравлением таблетками. Сотрудники полиции отстранили М. от управления автомобилем и доставили девушку в больницу, где подтвердился ее диагноз - острое отравление медикаментами. Находившийся в автомобиле Я. показывал его напарнику сотовый телефон, на котором был зафиксирован номер скорой помощи, из чего следовало, что они пытались вызвать скорую помощь. При беседе с сотрудниками станции скорой помощи они выяснили, что им звонков об отравлении Г. не поступало. Как они потом выяснили, Я. с сотового телефона набирал номер вызова экстренной службы. После случившегося на М. все равно был составлен протокол по ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ, т. к. в тот момент они не могли правильно оценить ситуацию, а именно выяснить вопрос, все ли возможные варианты для спасения Г. использовал М., чтобы не сесть за руль в состоянии опьянения (к этому вопросу мы тоже еще вернемся). Напарник К. - сотрудник полиции М. - дал в судебном заседании показания, аналогичные показаниям свидетеля К.

Заслушав показания М., свидетелей, изучив материалы дела, суд пришел к выводу, что М. должен быть освобожден от административной ответственности по ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ. При этом суд считает, что водитель М., допуская нарушение правил дорожного движения - управляя транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, будучи лишенным права управления транспортными средствами, действовал в состоянии крайней необходимости, о чем свидетельствует совокупность установленных показаниями свидетелей и материалами дела обстоятельств. Так, имелась опасность, непосредственно угрожавшая жизни и здоровью доставляемой М. в лечебное учреждение Г., - как следует из выписки из медицинской карты стационарного больного, ей был поставлен диагноз «острое отравление медикаментами». Такая опасность не могла быть устранена иными способами, т. е. без доставления больной в медицинское учреждение. Иными способами в той ситуации доставить больную в медучреждение М. не мог. Других лиц, имеющих право управления и не находящихся в состоянии опьянения, которым М. мог бы передать право управления транспортным средством, рядом с М. не было. Как было установлено в судебном заседании, Я. пытался вызвать машину скорой помощи, но сделать это у него не получилось. Для своевременного доставления Г. в медучреждение водитель М. вынужденно сел за управление транспортным средством в состоянии опьянения, будучи лишенным права управления транспортными средствами.

Причиненный вред является менее значительным, чем вред предотвращенный, при этом суд учитывает, что нарушение правил дорожного движения М. никаких тяжких последствий не повлекло, своевременное доставление находившейся в состоянии средней тяжести Г. в лечебное учреждение позволило провести ее лечение и улучшение состояния.

В связи с этим суд пришел к выводу, что производство по делу об административном правонарушении, предусмотренном ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ, в отношении М. должно быть прекращено за отсутствием в его действиях состава административного правонарушения, т. к. его вина в совершении данного административного правонарушения в судебном заседании не была установлена.

На основании изложенного, руководствуясь ст. 2.7, п. 2 ч. 1 ст. 29.9, ст. 24.5 ч. 1 п. 2 КоАП РФ, суд постановил М. признать невиновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ, и прекратить в отношении него производство по делу об административном правонарушении за отсутствием состава административного правонарушения.

Представленный документ вызывает большое количество замечаний по существу его содержания.

Во-первых, продекларированное в мотивировочной части постановления освобождение от административной ответственности (в том числе в соответствии со ст. 2.9 КоАП РФ) здесь отсутствует. Признание правонарушения, предусмотренного ст. 12.8 КоАП РФ, малозначительным и указание на то, что нарушение правил дорожного движения М. никаких тяжких последствий не повлекло, прямо противоречит п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 ноября 2006 г. № 18 (в ред. от 9 февраля 2012 г.) «О некоторых вопросах, возникающих у судов при применении Особенной части Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях». В нем говорится о том, что «при назначении наказания за правонарушения, предусмотренные статьями 12.8 и 12.26 КоАП РФ, надлежит учитывать, что они не могут быть отнесены к малозначительным, а виновные в их совершении лица освобождены от административной ответственности, поскольку управление водителем, находившимся в состоянии опьянения, транспортным средством, являющимся источником повышенной опасности, существенно нарушает охраняемые общественные правоотношения независимо от роли правонарушителя, размера вреда, наступления последствий и их тяжести»[3]. О существовании этого постановления судья не мог не знать (или, во всяком случае, должен был знать).

Во-вторых, состав правонарушения, предусмотренного ч. 3 ст. 12.8 КоАП РФ, в действиях М. во всех признаках и элементах имеет место, что подтверждается всеми материалами дела. Непризнание М. своей вины в совершении правонарушения вовсе не означает отсутствия состава административного правонарушения в его действиях. Самое интересное здесь то, что никаких аргументов в пользу отсутствия вины (состава административного правонарушения) в действиях М. и хотя бы как-то объясняющих принятое решение в постановлении не приводится.

В-третьих, если уж судья пришел к выводу, что М. действовал в приведенной ситуации в состоянии крайней необходимости, то в качестве основания прекращения производства по делу следовало указать не на п. 2, а на п. 3 ч. 1 ст. 24.5 КоАП РФ, содержащий формулировку «действия лица в состоянии крайней необходимости». Однако остаются (как и у сотрудников полиции) сомнения в том,

что иными способами в той ситуации доставить больную в медучреждение М. не мог.

Представим эту ситуацию в менее романтическом, но не менее достоверном и даже более реалистичном ракурсе - компания молодых людей, один из которых (М.) лишен права управления транспортными средствами за управление ими в состоянии опьянения, а другая (Г) склонна приводить себя в состояние опьянения не только с помощью алкоголя, но и параллельного потребления медикаментозных средств. После совместной выпивки они решили прокатиться на автомобиле (либо съездить на нем в магазин или еще куда-нибудь). На случай появления сотрудников полиции придумывается нехитрая версия: если остановят, то везем Г. в больницу, а то она уже теряет сознание. На мобильном телефоне заранее набирается не отвечающий номер 03 - и все, можно безнаказанно совершать серьезное административное правонарушение.

Все выводы судьи в части отсутствия других вариантов действий М. основываются на показаниях находившихся в то время в состоянии опьянения самого М. и его приятеля Я. (например, в отношении бесперспективности вызова такси или поиска попутной автомашины). С нашей точки зрения, само по себе наличие работающего мобильного телефона у одного из участников снимает все вопросы о крайней необходимости сесть за руль пьяному водителю, лишенному к тому же права управления за аналогичное правонарушение, подвергая тем самым жизнь и здоровье всех находящихся в автомобиле людей еще более серьезной опасности.

За рамками судебного разбирательства осталась сама гр-ка Г., данные о которой и ее показания (в том числе по поводу ее отношений с К. и характера ссоры с ним, судя по имеющимся материалам, повлекшей фактически попытку суицида, потери ею сознания и т. п.) в деле отсутствуют. Непонятно, почему в отношении Г., о которой известно лишь то, что она студентка и ее поведение спровоцировало ситуацию, в соответствии со ст. 29.13 КоАП РФ не вынесено представление об устранении причин и условий, способствовавших совершению административного правонарушения (которое совершенно очевидно имело место), и оно не направлено по месту ее учебы. Вызывает сомнение состояние, угрожающее ее жизни и здоровью, которое не препятствует тому, чтобы отпустить ее домой через 12 часов после оказания медицинской помощи, что следует из выписки из медицинской карты (проспалась?). В деле отсутствуют показания К., якобы из-за ссоры с которым Г. выпила таблетки, по поводу происшедшего, неясно, почему же не К., а не имеющий отношения к ссоре М. «героически» возглавил спасательную операцию. Не исследованы вопросы о наличии городского телефона в доме и у соседей самого М., ближайшего телефона (телефона-автомата), возможности вызова скорой медицинской помощи через посредство дежурной части отдела внутренних дел либо других аварийных служб, соседей, родственников и знакомых как самого М., так и других участников производства по делу. Можно лишь предположить, поскольку в деле эти сведения отсутствуют, что за то время, которое необходимо для приведения автомобиля в рабочее состояние в феврале, можно было бы дойти до больницы пешком. Наконец, не исследован вопрос о том, действительно ли маршрут движения от места проживания М. к больнице был кратчайшим и место остановки автомобиля сотрудниками полиции находилось на этом маршруте.

Помимо указанного, удивляют грамматические («вести» вместо «везти»), фактические («милиции» вместо «полиции») и стилистические ошибки, содержащиеся в документе, который, в соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 29.9 КоАП РФ (на который ссылается мировой судья), должен называться не постановлением по делу об административном правонарушении, а постановлением о прекращении производства по делу об административном правонарушении.

Как представляется, судебные решения подобного рода не только искажают судебную статистику по поводу освобождения от административной ответственности, но и, что гораздо серьезнее, нарушают действующие правовые предписания. Возможно, данное решение помогло правонарушителю уйти от ответственности, создало для него и его окружения ситуацию безнаказанности.

  • [1] См.: Обзор деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей в 2010 году // Рос. юстиция. 2011. № 7. С. 68.
  • [2] См.: Жданов Н. М., Жданова А. Н. Освобождение от административной ответственности // Административное право и процесс. 2012. № 4. С. 61-65.
  • [3] Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
 
Посмотреть оригинал
< Пред   СОДЕРЖАНИЕ   ОРИГИНАЛ   След >