Мультидисциплинарная феноменология вариативности глобального развития человечества
Демографическая вариативное ть v& демографический переход
Цивилизационный подход и теория демографической вариативности
Напомним еще раз, что теория демографическою перехода («демографической революции», «демографической модернизации») относится к описаниям глобальных демографических трендов и является характерным примером монистическою универсализма современных общественных наук. Согласно ее базовому постулату тренд мировою естественного воспроизводства населения предопределен увеличением продолжительности жизни (объективное старение наций) и снижением уровня реиродуктинност к (малодет нос гь и бездет ное гь нуклеарных семей). Ут верждается, что все народы должны неизбежно пройти путь демографической модернизации от «традиционного* к «современному» (в терминологии сторонников концепта) типу воспроизводства2.
Применение же авторами методологии цивилизационною подхода в синтезе с легальным факторным анализом дает основание для пересмотра сформулированного в рамках этой теории положения о предопределенности демографических процессов и, соответственно, для выдвижения тезиса о принципиальной возможности управления ими. Пессимистическому в плане возможное гей акт ивною государственного управления универсализму «демотрафическою перехода» противопоставляется теория «демографической вариативности», дающая обоснование досt уонос ти активной управленческой коррекции демотрафических процессов. Под вариативностью здесь понимается соотносимая с национальными (цивилизациейиными) рамками множественность путей развития — и в географическом пространстве, и во временном разви тии.
Амплитуда демографической изменчивости — в гой или иной стране, в тог или иной период времени — находится в высокой с темени зависимост и
Внриагивность и цикличность глобального социального ргипития человечества от политических, социальных, культурных явлений. Величины отклонении по ансамблю стран,а также в ратные исторические периоды слишком велики, чтобы говорить о наличии универсальной схемы. Слишком очевидно влияние на демографические показа гели осуществляемой государством политики. Отсюда проистекает принципиальное предположение об управляемости в нужную сторону демографического процесса.
Мес го России в мировых демографических трендах
Проведенное исследование акцентировано на анализе демографической ситуации в пос г советской России. Именно российский феномен стреми гель-ной депопуляции 1990-2000-х гг., обратно определенной в публицистике в качестве «русского креста» (пересечение снижающейся кривой рождаемости и возрастающей кривой смертности), обнаружил ограниченност ь объяснительною потенциала теории демографического перехода. Полагая что достижении состояния современною воспроизводства населения являе тся ••столбовой дорогой- развития человечества, она объясняет современную депопуляцию в России и с транах, близких к ней ист характеру социально-экономического развития, результатом объективных тенденций снижения ценности в современном мире. Даже ••русского креста», утверждают российские сторонники универсализма, буд то бы не г, а есть объективно заданный переход к малодетному современному т ипу репродуктивного поведения". И, казалось бы, на самом Деле, в состоянии депопуляции находятся в настоящее время не только Россия, но и Германия, Великобритания, Италия, Греция. Однако круг таких государс тв крайне ограничен и несопоставим даже с европейским множеством. Большинство же стран мировой периферии вынуждены искусс твенно сдерживат ь рождаемость посредством внедрения на государственном уровне мальтузианских программ •?планирования семьи» (•?планового родительства», ••сознательною материнства»)'. В этих странах
ZaltJiaivv S.V fertility trends in Russia and European newly independent states: Crisis or turning paint? N.Y., Яаишевсхый А.Г, Airdpnn E.M., Трейяиш AJE Перспектмпы рхзпнтил России, роль демографического фактора. М., 2003. С. 60 61; Лишмевскии А.Е Постсоветское демаграфпче слое прастрамспю: Восточиаи Европа или iiinerpa.iwian часть Европы f Русски и пли прусский? Рагмытпепия переходного периода. М.г 2005. С. 14Я.
Helping tin ni ly planning. programs work better. Nevi York, [ohn Wiley & Sons. 199]; АТгыия-Л Л1. Family planning programs: The clients' perspective. Washington, D.C., World Bank, 1985; Berelitni B. Family-plan ning programs and population control .•*/ Family-planrung programs: An international survey New York, 1969; Bu/cJh? /?_А.Г Lmrr A.r Вл< E-R.,(jrem C. Effective family planning programs. Washington. D.C., World Bank, 1993. INTERNATIONAL PLANNED PARENTHOOD FEDERATION (IPPFl. Special report: The need for quality care. Annual report 1991 -1992. London, 1992; /.icTd/jy E, Parser SL. /tJiui' J., AkizHyrr D. Strategies for reducing male opposition to family planning: Final report. May 1986; .Mnu/cfrn WR, Rass J.A. Prospects and programs for fertility reduction, 1990-2015 // Studies in Family Planning 25 |2): 77-95. Mar.-Apr. 1994; WORLD BANK !WB). Population and development: Implications for the World Bank. Washington, D.C., WB, 1991. 20
Глам I. Мульгидисдиплнманная феномечалогия мриаиннмосги глобального развитии человечества сокращение репродуктивноегл является в большей степени следствием целенаправленных управленческих усилия, чем естественно-исторической закономерности. Уже в силу этого обнаруживается некорректность определения з рейда «демографического перехода- как общемирового процесса. Причины снижения рождаемости в различных цивилизационных ареалах, при кажущейся внешней схожееj и процессов,, оказываются различны.
Скорому .забвению предан и ют факт, что еще сравнительно недавно программа планирования семьи реализовывалась на государственном уровне it в России. Только в 1997-1998 гг. Государственная Дума лишила се федерального финансирования. Опыт Российской Федерации по сдерживанию «не-зшановой» рождаемости в си туации зз без того стремительного сокращения населения имее т, вероятно, беспрецендентзгый характер и, уж совершенно определенно» поли тический.
Для того чтобы убедиться в вариативности демографического разви тия в современном мире достаточно сравнить сценарное прогнозирование ОО1 I на XXI столетие применительно к Росси некой Федерации и Соединенным Штатам Америки (рис. 1.1.1).
Несмотря зза то, что место США с позиций теории демографического перехода находи гея в авангарде демографической модернизации, денолуля-ционых процессов зам, в отличие от России, отнюдь нс наблюдается.
Прирост американского населения за будущие ноле голетия должезз составить 152,2 млзз чел. или 53,4%, что позволит Соединенным Ш газам сохрани! ь третью строчку н мировой демографической иерархии'. В итоге США остаются на своих прежних позициях в мировой иерархии наиболее населенных стран» тогда как Россия спускае тся на 18-е место, а к 2100 з. — и вовсе зза 22-е место. Из близлежащих стран впереди Российской Федерации будут находиться, вожделея демографически разреженной территории, не только Индия и Китай, но также Пакис тан, Иран, Турция, Афганистан, ЯзгОния;
Для установления мест а России в .демографических трендах современного мира авторами был проведен сравнительный анализ динамикзз естеезвенного воспроизводства населения по ансамблю 10 Стран (рис. 1.1.2-1.1.4)'. Выборка с гран определялась задачей рассмотрения российской демографической статз(стики на фоне различных типов (зозгуляциониой динамики с учетом региональных зз культурно-конфессиональных различий.
' Безусловно, острые проблемы демографического рвывигил сущее звунл я в США.Связаны они, прежде всего, с неравномерной репродуктивное^ ью — более высокой у нциегной-, традиционно явлнющейся и более бедной, части американского общества. Но это только подтверждает тезис о вариативности демографического прозгесса к страноном и этническом измерениях.
World population prospects. The 20031 revision. N'.Y. 2001. Vol. I.: Comprehensive tables! World population prospects. The 2002 revision. N.Y.r2M3. VoL I. Comprehensive tables; World population Io 2300.N.Y., 2004;.Демографический модернизация России, 19Й1 2000. M., 2006. С. 51ft.
• Россия и страны мира. 2006: Стат. сб. М_, 2006. С. -11—12,52-53.
Рис. 1.1.1. Сценарная динамика численности населения в России и США а XXI в. (по прогнозам ООН)
Рис. 1.1.2. Общий коэффициент рождаемости по ряду стран современного мира
Рис. 1.1.3. Общий коэффициент смертности по ряду стран современного мира
Рис. 1.1.4. Ожидаемая продолжительность жизни по ряду стран современного мира
Сопоставление по показателям рождаемости, смертности и общей продолжи тельное i и жизни дает основание утверждать об аномальности по отношению к мировому эволюционному процессу структуры естественного воспроизводства населения в России. Популяционная динамика в современной России нс* соочветсгвуег ни одному из идентифицируемых как устойчивые ч инов демографического иоведения. Причем ио каждому ил показателе й страна выступает в роли аутсайдера. В диссонанс с теорией демо-1рафического перехода низкая рождаемость в России сочетается не с возрастанием, а со снижением продолжительности жизни.
Представляя авторскую объяснительную модель демографических процессов, необходимо сделать принципиальную оговорку. Демографическую вариативность следует отличать от демографических кризисов и катас троф. Современная отрицательная динамика естественно!о воспроизводства населения в России не являечея ни проявлением мировою модернизационною тренда, ни выражением цивилизационной специфики. К ней в наибольшей степени применим диагноз в виде демографического кризиса (а с учетом потенциальных потерь —демографической катастрофы). Природа произошедшего демографическою надлома имеет чегырехфак горную структуру, будучи обусловлена, во-первых, кризисом идейной духовности (у грача персональных и массово-общественных смыслов жизни); во-вторых, кризисом национальной идентичности; в-третьих, кризисом государственного управления и, в-четвертых, кризисом социально-материального обеспечения. Причем все эти кризисы в прямом смысле вызваны неудачным государственным управлением, резко усилились в 1990-е гт. и до конца не ус транены в 2000-е гг.
Кризисная характеристика демографической ситуации в России еще более ярко проявляется при сравнении с показателями естественною воспроизводства населения на тюст советском пространстве. Казалось бы, бывшие союзные республики находятся в одинаково тяжелом положении переходною периода (и даже худшем, не имея бонуса в виде природных ресурсов) и потому должны иметь структурно близкую популяционную динамику. Причем в России, как наиболее могущественном экономическом субъекте постсоветского пространства, следовало бы ожидать наиболее высоких показателей естественней о воспроизводства населения. Однако, имея по рождаемости средние для бывших союзных республик показатели, она оказалась в положении аутсайдера ио уровню смерч ноет и и продолжительности жизни (рис. 1.1.5-1.1.8) . Конечно, рождаемость в азиатских республиках и в советские т оды была выше, чем в РСФСР. Однако в 1987 т. тю общему коэффициенту естественного прироста населения РСФСР занимала 11-е место (“теперь — 14-е), тю продолжительности жизни — ll-е место (теперь — 15-е)1.
Россия и страны мир. 2006с Стат. сб. М.. 2(К16. С. 11—12, 52-53.
Мир и цифрах. Статистичесихй сборник. 1992. М„ 1992. С. 63,65,69,75.
Рис. 1.1.5. Общий коэффициент рождаемости по бывшим республикам СССР
Рис. 1.1.6. Общий коэффициент смертности по бывшим республикам СССР
Рис. 1.1.7. Общий коэффициент естественного прироста {+) и убыли (—) населения по бывшим республикам СССР
Рис. 1.1.В. Ожидаемая продолжительность жизни населения по 6ь вшим республикам СССР
Демографическая вариативность и Современном мире: стра новый анализ
Теория демографического перехода игнорирует страновые статистические вариации в демографии» усредняя показатели под заданную трендовую величину. Между гем* даже среди стран Западной Европы коэффициентный показатель рождаемос ти различается почти в два раза (в Германии — 8,6%о, в Ирландии — 15*7%о). Причем амплит уда различий за последнее десятилетие только возросла. Еще более существенные различия в динамике репродуктивности населения обнаруживаются при целостном рассмотрении демографии в когорте ст ран золотого миллиарда». Казалось, все они прошли этап демографического перехода, а потому общий коэффициент рождаемости в них не должен проявлять существенной вариативности. Однако статистика свидетельст вует об обратном.
Так, в Израиле рождаемост ь почти в 2,5 раза выше, чем в Германии. При этом за последнее десятилетне ре продук тивност ь германскою населения падала* а израильского — возраст ала. Если суммарный коэффициент- рождаемости в европейских странах не обеспечивает простого воспроизводства* то в США он превышает условную величину — два ребенка на одну женщину. Тенденция репродуктивною угасания прослеживается далеко не во всех экономически развитых странах современного мира. Рост общею коэффициент а рождаемости, если брать за точку отсчет а середину 1990-х it., фиксируется в настоящее время в Болiарии, Ирландии* Испании, Ит алии, Латвии» Франции, Чехии, Эстонии, Израиле* Казахстане» Аргентине, Бразилии и других странах9 (рис. 1.1.91.
Тезис теории дем отрафи ческою перехода о несовместимости интенсивной репродуктивности с высоким уровнем продолжительности жизни опровергается современной статистикой ряда стран. Например, первенствующая в Европе по показателю рождаемости Ирландия, в пол тора раза опережающая по общему коэффициент у рож даемос ти Россию* находит ся но кри терию продолжительности жизни населения на одном уровне с другими европейскими странами (77*7 лег)* опережая, в частности* благополучную но западным меркам Данин». Израиль — при весьма высоком уровне рождаемости (21»7%о)* превосходящем более чем в 2 раза российские показатели рождаемости — имеет продолжительность жизни в 79*7 лет, опережая в этом отношении США (77,4 лег)» Германию (78»7 лет) я Великобританию (78,4 лег). Более 70 ле г составляет продолжительность жизни в таких высокорепродуктивных странах современною мира, как Иран, Филиппины, Алжир и др. Инт енсивная рождаемость» отмечаемая в латиноамериканских странах, не стала каким-либо препятствием для достижения рядом из них продолжительности Жизни на уровне мировых лидеров. Чили и вовсе об-
' Здралоахранение л Рьсснн. 2005 : Статистически и сборник. XI., 2(106. С. 40.
Рис. 1.1.9. Динамика роста рождаемости в странах репродуктивного подъема (на 1000 чел.)
гоняет но этому показателю Соединенные Штаты Америки (77,9 лет — в среднем у чилийцев против 77,4 лет — в среднем у американцев)10.
Высокий уровень развития в экономическом и технологическом отношениях выходит в настоящее время за географические рамки Европы и Северной Америки. Однако сторонники теории демографического перехода по-прежнему оперируют европейско-североамериканским масштабом модернизации (иногда распространеняя его на Японию, Австралию и Новую Зеландию). Между тем, мнение из динамично развивающихся государств .Азии и Латинской Америки сумели сочетать инновационный путь индустриального (а в иных случаях и пост индустриально! о развития) С ВЫСОКОЙ ренродуктивностью. Освященная традицией католической церкви активная релродукгивность населения фиксируется фактически во всех странах Латинской Америки. На рубеже тысячелетий суммарный коэффициент рождаемости составлял: в Чили — 2,15 детей на одну женщину, в Бразилии — 2,243. в Аргентине — 2,62, в Мексике — 2,75. Для сравнения, в России он находился в то же время на отметке 1,21, а в наиболее репродуктивной из всех европейских ст ран — Ирландии — 1,88". [1]
Увеличение продолжи тельное ги жизни на Западе не компенсирует ее репродуктивного угасания. Темпоральная асинхронность этих процессов особенно наглядно проявляется при сопоставлении западных популяционных показа!елей с демографической динамикой других цивилизаций. Так, согласно сие парному прогнозу па нас тупившее столетие, к 2125 г. численность христиан н мире не перешагнет барьера в два миллиарда, тогда как численность мусульман дос т игне т шест и миллиардов человек. «За три века,— прогнозируй французский демограф Ж. Буржуа-Пиша, — си туация окажется перевернутой. Если в 1800 г. в мире было 20 мусульман на 80 христиан, то теперь их станет 84 на 30»Ji. Предпоч ген не условиям городской жизни, утверждают сторонники теории демографического перехода, объективно предопределяет установление современней о* характеризуемого малодетностью типа естественного воспроизводства населения. Однако история демографии дает многочисленные примеры, когдарепродукэивност ь имела тренды снижения в доурбанизаци-онную эпоху (пример — репродуктивное утасзние в Древнеримской империи) и, наоборот, сохраняла высокие (а зачастую и возрастающие) показатели в урбанизационных сообществах. Следовательно, урбанизация сама но себе не является фак тором репродукт ивного угасания. Можно лишь с определенной долей условности говорить о городском жилищной инфраструктуре как сдерживающем многодетность обстоятельстве. Да и оно 01 носится преимущественно к раннеиндустриальной стадии развития города. Преобладание горожан в структуре российского населения было достигнуто еще в 1956-е гг. После этого демографическая история России пережила периоды и репродуктивных упадков, и подъемов. Возрастание доли городскою населения не коррелировало, таким образом, с динамикой рождаемости. В 1980-е гг. коэффициент урбанизации в России установился на уровне 73%. До настоящего времени он оставался постоянным. Однако за этот период при стабильных урбанизационных показателях кривая рождаемости, тю меньшей мере, трижды сменила направленность (рост второй половины 1980-х, снижение 1990-х, тенденция нового подъема 2000-х гг.)1’'. Современная Россия — далеко не самая урбанизированная страна в мире. Общемировой коэффициент урбанизации (66%) лишь незначительно уступает российскому показателю. Существует широкая группа более урбанизированных, чем Россия, стран, репродуктивная активное гь населения которых имеет по отношению к ней кратное превосходство. Так, высокая степень урбанизации Лат инской Америки не с тала основанием для разрушения традиционною* отличаемою многодетностью тина естественною воспроизво.дсч ва. Причем урбанизационные процессы завершились л ам довольно давно, я потому возможные ссылки на имеющийся но отношению к 13 I Гаука ат жи язь. 19Я9. » 4. С. 53. " Российский статистический ежегодник. 2005. M.r2D06. С. 105. Вариативность и цикличность глобального социального распития человечества ним лаг во времени демографическою перехода не будут выглядеть убедительно. Действительно, репродуктивное!ь у сельских жителей, как правило (хотя не всегда и не везде)» несколько выше» чем у городских. Однако нигде зги различия не носят характера принципиального демографическою разрыва между городом и деревней. Популяционная динамика н городских и сельских локалитетах осуществляется в одном направлении (пусть иногда и в разных скоростных режимах). Случаев разновекторной для города и деревни динамики естественного воспроизводства не обнаружено. Эго доказывает, что фактор урбанизации не является для современного демографическою развития абсолютным. В настоящее время в РФ средний размер семьи в юродском населенном пункте составляет 2,7 человек, а в сельском — 2»8 человек. Незначительная величина различий между ними отражает ту реальную роль, которую урбанизация играет в структуре причин естественною воспроизводства1"*. Демографический феномен Латинский Америки особенно наглядно ниспровергает стереотипы модернизационною подхода в демографии. Мно-1ие из них, несмотря на заметное преобладание в структуре их населения юродских жи телей, и в настоящее время сохраняют довольно высокую ре-продуктивность. Даже самая урбанизированная ст рана per иона Аргентина» превосходящая по долевому представительству горожан соответствующие российские показатели (83% аргентинцев проживает в юродах)»традиционно имеет сравнительно высокий коэффициент рождаемост и: по данным на 2003 г.» — 17,5'4» (г. е. более чем в два раза выше, чем в Германии). Сходная демографическая ситуация наблюдается и н современном индустриально-убанизированном Уругвае. При проживании здесь более двух третей населения в городах, мексиканские и перуанские женщины рожали в среднем» но данным на начало 1980-х гг., более пяти детей. Согласно статистике на 1995 г., общий коэффициент рождаемости в Мексике составлял 30,4'4» — один из самых высоких показателей в мире. При этом уровень смертности (4,8%о) был ниже, чем в любой из североамериканских или европейских стран. Знаменитая грущобизация латиноамериканских городов, сравнительно низкая комфортность городской жизни ни стали н данном случае непреодолимым препятствием для сохранения высокого уровня естес твенного воспроизводства населения в условиях урбанизации. Очевидно» что благоприятная демографическая ситуация у латиноамериканцев Определяется отнюдь не экономическими факторами, коррелируя в большей степени с высоким статусом католический церкви1-. 14 Си.мчери В.М. Развитие зкяноммки России.и 10*3 пет: J900 2000. Исторические ряды, веко ные тренды, инстктуцианапъные циклы. М„ 2006. С. 109. " Население мира: Демографический справочник. М„ 19ЯУ. С. 9] 96; Здравоохранение в Рос сии. 2005. С. 41. Многодетность еще в первой половине XX в. являлась отличительной особенностью семей европейских католиков из с тран с повышенной клерикальной составляющей (Италия, Испания, Португалия). Их репродуктивная ориентированноеть снижалась прямо пропорционально снижению роли Церкви в общественной жизни. Харак терно, что лидером но показателю рождаемости в Европе является в настоящее время именно Ирландия, сохранившая положение одного из оплотов европейского католицизма[2] . Этноконфессионааьная избирательность демографических процессов Демографическая вариативность в современном мире не ограничивается страновыми различиями. Внутренней неоднородностью показателей естественного воспроизводства населения характеризуется подавляющее большинство и самих национально-государственных сообществ. По существу, в каждой из демографически модернизированных стран имеются ло-калитеты, отличающиеся особой, диссонирующей с общим уровнем репродуктивной активностью. Четко прослеживается внутренняя эгиоконфессиоиальная избирательность демографических процессов. Исламизированные мигрантские анклавы в Европе в разы превосходят но показателям рождаемости этнических европейцев. Столь же рази тельные репродуктивные различия обнаруживаются между христианским (вернее, секуляризованным поегхриегланским) и мусульманским (имея в виду не только мигрантов, но и mhoi ojшколенных резидентов) населением стран Европейского союза. Демографическая ситуация в ряде западных стран являет собой яркий пример расовой вариативности в коэффициент ной ст атис тике рождаемости. Проживая в тех же населенных пунктах, работая на тех же предприятиях, «цветные» граждане соответствующих государств имеют, как правило, значительно больше детей, чем представители белого населения
Русские Женщины, проживавшие в советское время в среднеазиатских республиках, рожали неизменно значительно меньше детей, чем представительницы коренных мусульманских народов. В го же время среднеазиагки, переезжавшие в Россию, были и остаются более репродуктивно активными в сравнении с местным славянским населением. Не только отношение к деторождению, но и в целом к семейным ценностям, оказалось значительно диверсифицировано по национальному признаку. Разводы, например, у таджичек, фиксировались в 2,5 раза, а у туркменов — в 3,5 раза реже, чем у русских в соответствующих национальных республиках1'.
Еще более показательны цифры расовых различии в репродуктивной активности населения США. Казалось бы» у рассредоточенных по всей территории Соединенных Штагов афроамеринцев должен быть, в соответствии с теорией об экономическом предопределении демографических процессов, примерно гот же показатель рождаемости, что л у белого населения (а» может» даже и меньше, имея в виду их более низкий социальный уровень в стране). Однако в реальной истории репродуктивное! ь «цветных* оказывалась неизменно выше» чем у потомков выходцев из Европы. Так, к середине 1980-Х гт. суммарный коэффициент рождаемости у американских белых составлял 1,719» тогда как у афроамериканцев — 2,154. Традиционно еще более высокие репродуктивные показатели в США имеют представители иных «цветных» этносов (например» мексиканцы). Суммарный коэффициент рождаемости за тог же период у целостно рассчитываемого небелого населения Соединенных Ш тагов составил 2,224. Именно репродуктивная активность цветных обеспечивает в настоящее время для США некоторое превышение траницы простого век производства населения. Тот же вывод можно сделать к в отношении современной Франции. Как и по всей Европе, иммигранты из стран третьего мира обладают несоизмеримо более высоким уровнем репродуктивности, чем коренные европейские жители, в данном случае — французы. Численность детей у проживающих во Франции арабов в 3,3 раза больше в среднестатистическом измерении, чем у французских семей. Выправившаяся» казалось бы, в настоящее время демографическая си туация но Франции есть прежде всею результат активной рождаемосзи у иммигрантов. В то же время, сами ([дранцузы, имеющие суммарный коэффициент рождаемости 1,84, не обеспечивают даже простого воспроизводст ва '. Здесь, впрочем, необходимо сделат ь пояснение. Предс тавители демографически активною «цветного» населения на Западе имеют, в целом, сравнительно невысокий уровень материального достат ка. Но это лишь подчеркивает мысль о том» что экономическими рычагами проблемы демографии не решаются. Заключающаяся в материальном факторе утро.пт порождения депопуляцноных процессов т три знается сегодня и мнот ими мыслителями на Западе. «У богатых» — констатирует американец 11. Бьюкенен, — меньше детей» чем у бедных... Чем богаче становится с т рана, тем менытте в ней детей и гем скорее ее народ начинает вымирать*-'. Материальный фактор оз рица-гельно сказывается на репродуктивных показателях не только в историческом разрезе, приводя» н частности, к тренду старения западных наций, но и при социологическом измерении его последствий. Сформулированная во мнотих религиях мира исз ина о развращающей роли богатства оказываез ся '* Гйтлг'щгд A./J. 11а что мы променяли СССР? М., 21X14. С. 2Я. Население мира: Демаграфнче скип справочник. .4., 1939.С. 97 9В. Бьлмоден П.Дх. Смерть Запада. М_ 2003. С. 56. Глам I. Мульгидисдиплнманная феномечалогия влрчагииности глобального ра!-5атнл человечества при переводе на язык демографических показателей не просто сентенцией, а устойчивой спи истической закономерностью. Среднеобеспеченные и малообеспеченные семьи, как правило, более активны в репродуктивном от ношении, чем представители имущественно преуспевающей части общества. Еще в 1969 г., на основании статистики о желаемом и имеющемся числе детей у представителей различных социальных страт, к такому выводу пришел американский исследователь ЕО. Блейк. Американцы более низкого социально-экономическою положения значительно чаше стремились иметь многочисленные семьи в сравнении с лицами, находящимися на высоких ступенях общественной иерархии. Кроме тою, они гораздо негативнее относились к внедряемым в те годы программам контроля рождаемости. Результаты исследования заставили ЕО. Блейка подвергнуть сомнению научную состоятельность американской демографической политики, акцентированной тогда на материальной сост авляющей популяционных изменений[3]. Применительно к России обнаруживается га же закономерность: чем богаче семьи, тем меньше в них детей. При сравнении 10% самых богатых и самых бедных домохозяйств за 1999 г. был зафиксирован разрыв по уровню детнос гм в 5,2 раз в пользу последних Демографический кризис России удивит ельным образом совладает сэт-ноконфеесиональными параметрами. Соотношение показателей переписей 1989 г. и 2002 I. обнаруживает резкий конт раст репродуктивной динамики по отношению к различным национальностям РФ. От нюдь не все из российских народов подпали под крест пересечения криных рождаемости и смертности. При общем сокращении населения до уровня в 98,7% ио отношению к показателям 1989 г., численность русских понизилась до 96.7%, г. е. процесс шел с двухпроцентным опережением среднее гат ис гических кризисных характеристик. Убыль населения наблюдается нс только у русских, но и у всех прочих народов России (за исключением осетин), принадлежащих к православному культурному ареалу. Для карелов, коми, удмурт ов, мордвы и других российских этносов, т радиционно придерживавшихся православия, последствия демографической катаст рофы оказались еще значительней, чем у русских. В то же время, у всех без исключения мусульманских и буддистских народов России отмечался численный рост. Демографический кризис, изоморфный каким-либо образом феномену русскою креста, их попрост у миновал. Несмотря на ведение боевых действий в Чечне, численность чеченцев в России
Вариативность и цикличность глобального социального распития человечества за межлере! гиеной период возросла в 1,5 раза. Численность ингушей за тот же временной отрезок увеличилась и вовсе в 1,9 раза. Можно возразить, что мусульманские и буддистские народы России связаны, в отличие от русских, не с индустриально-урбанистической, а с аграрно-сельской общественной инфраструктурой, а полому it сравнение с ними не представляется корректным. Однако при сопоставлении демографических характеристик русского народа с обладающими сходными квалификационными потенциалами татарами л башкирами обнаруживается та же тенденция — увеличение (пусть л не столь стремительного, как у ингушей) численности мусульманских этносов, особо контрастно проявляющееся на фоне регрессирующих репродуктивных показателей соседс твующих с ними в Поволжье и на Урале православн ых народов1 . Другим возражением может стать указание на преимущественно южные региональные рамки активного репродуктивного поведения населения. Специфика климата юга России определяет меньший объем потребительской корзины, а, соответственно, снижает уровень материальной зависимости многодетных семей. Однако рождаемость у русских женщин, прожинающих в национальных республиках южнороссийской периферии, оказывается опять-гаки ниже, чем у представительниц автохтонных наций мусульманского или буддистского исповедания. Характерно, что она заметно повышается в случае замужества русской за представителем инокон-фессиональной этнической общности. Вопреки предположению о прямой климатологической зависимости репродуктивного поведения, существенный рост численности населения в постсоветский период наблюдается у языческих народов Дальнего Востока, Сибири и Севера. Тяжелые природные условия не стали для них принципиальным препятствием для многодетности. За межпереписной период численность манси возросла на 44,6%, хантов — на 30%, ительменов — на четверть и г. д. Причины такого возрастания заключаются не только в том, что принадлежность к коренным малочисленным народам предоставляет определенные преференции, ввиду чего некоторые этнические русские предпочитают записываться автохтонами. Более важным фактором демографической динамики у указанных народов является характерная д.ля языческих поведенческих стереотипов, базирующихся на аксиологии рода, высокая поведенческая ориентированность. Средняя рождаемость у ненцев превышает отметку в три ребенка, что является одним из самых высоких показателей среди народов России (среди титульных пародов РФ только чеченцы и ингуши имеют столь же высокие цифры репродуктивное тл). В диапазоне от 2,5 до 3 детей находи гея репродуктивная динамика долган, хантов, чукчей, эвенков и др. Показатели рождаемости мусульманских, буддистских и языческих пародов России 00- Глам I. Мульгидисдиплнманная феночелалогия влрл^инности глобального развитии человечества относятся, таким образом, с единым для них типом демографического воспроизводства[4]*. Можно предположить, что у народов православною культурного ареала низкая репродуктивная активнос ть определена, прежде всего, разрывом с традиционной системой ценностей. Следует ли говорить, что именно православии являлось основной мишенью атеистической пропаганды в СССР. По тем же этносам России, которые сохранили преемство религиозной традиции (мусульмане, буддисты, язычники), демографический кризис ударил менее сильно1''. Национально-территориальные образования обладаю! в нас тоящее время значительно более высоким демографическим потенциалом, чем краевые и областные территории России. Только 18 субъектов РФ имею! полижи-тельную динамику в соотношении рождаемости и смер!ности. Характерно, что средн них — лишь одна область (Тюменская), а остальные 17 — национально-территориальные образования Статистическое сопоставление национально-территориальных образований с краями и облас тями обнаруживает их системное превосходство не только но уровню рождаемости (16 первых мест среди субъектов Федерации), что могло бы быть еще объяснено в рамках теории демографического перехода как сохранение традиционного тина воспроизводства, но и по всем другим демографическим параметрам, включая смертность (по каждому классу причин) и продолжительность жизни. Москва по атому показателю находится лишь на четвертой позиции, существенно уступая трем северокавказским республикам. Безусловным лидером среди субъектов РФ по показателю жизнеуст ойчивост л населения являет ся Ингушетия, нс отличающаяся, как известно, экономико-финансовым преуспеванием. Именно действием фактора национальной идентичности и обусловливаются демографические преимущества народов, сумевших в условиях модернизационных изменений сохранить спои традиции и самобытность. Максимальное и минимальное значение среди субъектов РФ различается в 3,2 раза — по общему коэффициенту рождаемости и в 6,3 раза — по общему коэффициенту смертности . Если помещенные в рамки единой государственной системы этносы, находящиеся в равных условиях экономическою существования, имею т принципиально различную популяционную динамику, то эго прямо доказывает этноконфессиональну ю вариативност ь демотрафи веского развития.
Миф об особом этническом факторе сверхсмертностп русских: водочный крест Существует устойчивое предс завлек не. что причина демографических бед в России заключается в тривиальном пьянстве русского человека. В нем, якобы, и обнаруживается объяснение этнической специфики процессов демографии в России. Утверждается, что едва ли не каждая третья смерзь в России прямо (смерть от алкогольного опьянения) или опосредованно (смерть от сердечно-сосудистых заболеваний или внешних источников) связана с употреблением алкоголя*’. Широкая распространенност ь данного мнения о «водочном факторе» в российской депопуляции заставляет уделить ему особое внимание. Пили в России и прежде. При длительном историческом рассмотрении корреляция между потреблением алкозоля (ш в частности, наиболее смер-тооиасных спиртоводочных изделий) и динамикой смертности не прослеживается. Так, в Российской империи в начале XX в. при устойчивом росте продолжи тельнос ти жизни одновременно происходило и увеличение душеного потребления алкоголя (табл. 1.1.1)”. Тсгблодл 1.1.1 Душевое потребление сорокоградусной водки в Российской империи в 1901-1913 ге (в литрах абсолютного алкоголя) Гиды Питрс-йляемыс литры 1901 2.41 1904 231 1907 2.9IJ 1910 2 ДЮ 1913 м Активизация водочною производства в эпоху индустриализации не стала препятствием «сталинскому демографическому ренессансу». Во второй половине 1930-х гг. среднедушевое потребление спиртоводочных напитков было даже выше, чем в начале 1970-х гг. Однако в первом случае дез1С1вовал тренд повышения продолжительности жизни» а во втором — понижения'11. Тенденция рос та потребления алкоголя в 1960-1970-е it. прослеживалась не только в СССР, но и в большинстве западных стран (за исключением Фран- Немцгм А.В. Алкогольный уроя регионов Россия. М., 2003. Такала М.Р «Веселие Руси»: Ис горня алкогольной проблемы в России. СПб., 21М)2_ С. 112. ? ЛНг/Х1пьш Б.Н. История в цифрах. Математика в исторических ксследованилх. Л.. 1991. С 144. Глава I. Мульгидисдиплнманная феночелалогия влраашиносчи глобального развития человечества ции и Италии), где, гем не минее, продолжительное!ь жизни при этом резко возрастала (табл. 1.1.2)’-. Тдбдшщ 1.1.2 Пот ребление алкогольных напитков в 1960-1980 гг. (н лиграх абсолютного ал koi они на душу населения) Страна 1960 г. 1970Г. 1980 Г. Франция 19,1 17.6 15,8 Италия 14.3 16.0 13,9 Венгрия 6,1 9,1 Н.7 А нет рим 8.5 10,5 11.0 Бельгия 7.3 9.6 11.4 Данил 1.9 7,4 9.2 ГДР 1,1 6.1 : о.’ Австрия 6,6 8.1 9.7 Чехословакия 5,5 8,2 9,4 ФРГ 5.8 8,9 10 СССР 3.6 6,8 8.7 США 5,1 7.0 8,6 Нидерланды 2,г. 5,5 8,6 Великобритания 5,2 6.4 8.5 Канада ?1.7 6.4 8.9 Польша 4,1 5,6 8,9 Финляндия 2,7 7 ' 6.6 Швеция ‘1.6 6,3 6J Норвегия 2,6 3,7 -1,9 При ссылке на фактор алкоголизации в сверхсмертности в России смешиваются причины и следствия. Пьянство в данном случае есть следствие определенною психологи ческою состояния человека. Наиболее типичными объяснительными причинами пьянст ва в Российской империи в начале XX в. выдвтпалпсь следующие: отсутствие радостей в повседневной жизни; желание самоустраниться от ежедневных забот и рутины; приверженность стародавним обычаям и традициям; тяжелые условия трудовой .деятельности; суровые климатические реалии и т. и. Согласно данным, полученным в результате изучения клиентуры медвытрезвителей (г. е. лиц, наиболее близких к летальному исходу на почве пьянства^ в 1984 г., ведущими мотивами пития в СССР еще в большей Степени выст упали факторы психологического порядка'2. ' Та.калл И.Р "Веселие Руси*: История алкогольной проблемы в Россия. С. 260. u Там же. С. 262; Ры&гкыт А.И. Ценное!но-нормативные представления и потреблении алкоголя Л' Социологические исследования. 1988. .V 1. С. 78. Соответственно, и в Современной России пьянство есть релупы ат гой психологически стрессорной ситуации, которая сложилась после распада советской системы ценностных координат, лагери смыслов, разрушения социальных идентичностей. Ощущая себя социально невостребованным, будучи неуверенным в завтрашнем дне, человек находит психологическую отдушину в алкоголе и наркотиках. Высокая динамика роста пьянства в постсоветской России по своим психогенным основаниям — явление того же порядка, что и беспрецеден тный рост числа суицидов. Демографи ческая парнаi ивность в историко-компаративистском измерении Не вызывает сомнений точность представленных в теории демотрафи-ческого перехода глобальных траекторий процесса мирового естественного воспроизводства. Ее Эмпирическая репрезентативность ни в коей мере не оспаривается. Основные возражения связываются с объяснительной моделью, интерпретацией зафиксированных глобальных трендов. В результате одномерного рассмотрения демографических процессов через призму материального фактора произошла подмена причинно-следс твенных оснований. В ангорской работе'1 доказано, чтоматериальный фак гор демографического итога ио своей значимости занимает только четвертое место. Поэтому гюлы тка проинтерпретировать глобальный демографический тренд, оперируя фактором четвертого порядка значимости, не может быт ь успешной в смысле достоверности. Репродуктивное угасание было представлено как следствие повышения качества жизни и индустриально-урбанистической трансформации. Посредством установления данной связи проводилась мысль о рудиментарной сущности феномена многодетности ио отношению к современной социально-экономической структуре общества. Однако в свете предпринятого в настоящем исследовании факторного анализа возникает необходимость перехода от материалистического монизма к установлению иерархии причин репродуктивного угасания. Группе из 24 экспертов было предложено дать оценку но десятибалльной шкале для различных 10-летних периодов в истории России, по 38 индикаторам, сгруппированным по факторам: идейно-духовншо состояния общества, национальной идентичности государства и качества государственного управления. После статист ического сглаживания подучилась достаточно устойчивая историческая кривая. Такая же кривая была рассчит ана для интегрального показателя материального фактора. Для всех этих рядов вычислялись парные коэффициенты корреляции с данными демографическою Яхунил lij'L. Сулакшин С.С., В.Э. и Эр. Государственная полигнка вывода России из демографического кризиса. М.: Научный эксперт, 2007. Глам I. Мульгидисдиплнманная феночечалогия влриагивности глобального ра!-5атнл человечества развития России на ИХ) дет (рис. 1.1.10)*. Наивысшим уровнем причинно-следственной связи или воздействия на демографическую ситуацию {интегральный демографический показатель рождаемости* смертность и ожидаемая продолжительность жизни) обладает фактор идейно-духовного состояния российского общее] на — величина связи О,ВЗ (при максимальном значении — I). Для причинно-следственной зависимости деменрафи-ческой динамики оз степени национальной ориентированности российской государственности связь составляет 0*75. Роль в демографии фактора государеtbchhojо управления имеет значимость 0,59. Наконец, показатель материальных условий жизни в отношении к демографической динамике значим на уровне лишь 0,49. Более тою, для некоторых исторических отрезков материальный фактор и естественное воспроизводс тво населения находятся в противофазе. Рост потребления в эти периоды сопровождался снижением репродуктивной активное! и. —?— национальная |.цнвипи1ационная,1 идентичность Российского государства __0__идейно духовное состояние российского общества —А— качество гасударстоенмой политики Рис. 1.1.10. Факторы демографического развития в России (четырехфакторная модель) н Tjjw же. Доказательс г ко доминирующего значения для демографических процессов фактора идейного-духовного сос тояния общее!на дает основания для выдвижения гипотезы о мировоззренческо-ценное гной природе исторического тренда снижения рождаемости. Генезис репродуктивного поведения современного типа обусловлен прежде всего эрозией ценностных цивилизационных накоплений, отступлением от религиозных традиций» процессами десакрализации л апосга-сии (обезбожинания). Освещаемая традиционными религиями ценность многодетной семьи подверглась систематическому разрушению. Мировой характер секуляризационного процесса соотносится с трендом модернизации рождаемости. Ее разноскоростные характеристики отражали цивилизационную вариативность прочности репродуктивных установок. Те из цивилизаций и народов, которые сумели противостоять процессам глобалист ичсс кой апостасии и дет раднционализации, как правило, сохраняли высокий уровень рождаемости (яркий пример — мусульманский мир). Индуст риа.тьно-урбанисглческая трансформация была хронологически более поздним явлением — как в от ношении начала секулярного тренда, гак л снижения репродуктивностщ а потому не могла выступать в качестве причины последней. Она, конечно, внесла свою весомую леи г у в демографическую модернизацию, ио не являлась ио отношению к ней определяющим обстоя тел !>ством. Исторически первой жертвой репродуктивного угасания Новою времени стала Франция. Устойчивая тенденция сокращения рождаемости наблюдалось там с конца XVIII в. Ни о каком индустриальном переходе или принципиальном улучшении качества жизни тогда еще не было речи, а репродуктивное ль французов, между тем. неуклонно снижалась. Процесс депопуляции во Франции коррелировал с «передовыми» форсированными темпами секуляризации французского общества. Рубежный харак тер в смене репродуктивной иарадиг мы у французов конца XVIII столетня неслучаен. Он являлся отражением влияния на демографические процессы просветительской дехристианизации. Франция долгое время являлась своеобразным символом полового аморализма., разрушения семейных ценностей . Согласно схеме демографического перехода вначале происходит существенное увеличение продолжительности жизни, а уже вслед за гем осуществляется снижение рождаемости. Прослеживаемый с эпохи Великий революции опыт французской демографической трансформации свидетельствует об обратном. Происходивший упадок репродуктивности отнюдь не сопровождался заметным ростом продолжительности жизни французов. Мдрйнов Б.Н. История в цифрах. Мате матика в исторических исследованиях. Л.. 1991. С. 132-133; Фркх Э. Иллюстрированная история нравов: Буржуазный пек. М„ 1996. С. 286; Аоул Э. Снижение рождаемости в Европе со времен Французской революции до Второй мировой войны // Брачность, рождаемость, семьи за три века. М., 1979. В целом, историко-страйоный анализ демонстрирует отсутствие однозначной модели взаимодействия указанных демографических компонентов. Тезис теории демографического перехода о корреляционной связи роста продолжительности жизни с последующим адекватным снижением уровня рождаемости не подтверждается я на российском историко-статистическом материале. За XX столетие в России при росте продолжительности жизни в L9 раза репродукгивносгь снизилась н 4,5 раза, хотя, казалось бы, она должна увязываться с определяющим ее в теории демографическою перехода первым из показателей. Обобщение мирового исторического опыта доказывает отрицаемую н теории демографического перехода принципиальную возможность сочетания высоких производственных технологий с интенсивной репродуктив-ностыо. Модернизация модернизации рознь. Модернизационный процесс далеко не всегда обусловливал репродуктивное угасание и с гарение наций. Снижение уровня рождаемости наблюдалось, главным образом, при варианте развития, идущем вразрез с цивилизационной идентичностью сообществ. В тех же популяциях, где модернизационный процесс осуществлялся при опоре на национальные традиции, кризис ренродукгивности не отмечался. Зачаст ую они даже испыт ывали демографический бум, вызываемый синтезом сохраняемых этноконфессповальных семейных ценностей с улучшением материальных условий жизни населения. В Качестве примера т акого рода демографических модернизаций конца XIX — начала XX вв. можно привести последствия синтоистской революции ••М.эйдзи» в Японии, младотурецкой — в Турции, а также православно-этатистского формата развития России эпохи Александра Ш, консервативных полит ических тенденций в ряде европейских стран. Первая фаза всеобщего Демографического надлома западного мира приходится на 1910-1920-е гг. Данный феномен совершенно не синхронизирован с индус триально-урбанистическими процессами н .западных странах, высшая точка которых была пройдена гам существенно раньше. Зато J 920-е гг. ст али временем широкого импульсивного распространения материалистического миропонимания» атеистической пропаганды, аксиологии прагматизма. Репродуктивный кризис определялся» таким образом, парадигмой установившегося как на теоретическом, так и на бытовом уровне материализма. Тенденция неуклонною снижения рождаемости н Европе и Америке сопровождалась созданием образа -ноной эмансипированной женщины», ценностные идеалы которой связаны с потребительством, развлечениями, профессионально-карьерными установками. Характерно» чю сама концептуализация постулата о демографической революции (термин «демографический переход» появится несколько позже) в грудах Л. Рабиновича» А. Ландри,У.Томпсона пришлась наконец 1920-х— начало 1934)-х гг. — Вариативность и цикличность глобального социального распития человечества время перманентного, казавшеюся необратимым кризиса реиродуктивно-сги на Западе[5]. Наступившая в скором временя эпоха «бэби-бума* опровергла нее прогнозы и теоретические построения фаталистов. Ее основу составила реанимация консервативных европейских ценностей,, включая институт семьи. Тренд репродуктивного угасания был прерван наступившим с середины 1930-х гг. новым стремительным подъемом рождаемости в США, Германии и Совегском Союзе. В каждой из перечисленных стран демографический ренессанс обусловливался сменой модернизационной парадигмы, переходом or универсальнокосмополитическою к консерват ивному тину модернизации. Сам факт принципиальною изменения демо1рафической ситуации при осуществлении ценностных Трансформаций доказывает; с одной стороны, управляемость де-Moiрафии, С другой — связь ее с цивилизационной проблематикой. Определенной нивелировкой противоречащею теории демографическою перехода факта «бэби-бума* является попытка интерпретации его как механизма послевоенной репродуктивной компенсации. Прилагательное «послевоенный» употребляется вместе с ним в неразрывной связке ’. В действительности же, репродуктивный подъем отнюдь не был хронологически приурочен к окончанию войны. В США его начало датировалось еще довоенным периодом, временем реанимации консервативных англо-американских ценностей. Только сексуальная революция 1960-х ir. привела к новому возобладанию вектора репродуктивною угасания. Дня большинства стран Запада начало «бэби-бумам- пришлось не на послевоенную эпоху, когда он получил свои дальнейшее развитие, а на период Второй мировой войны. Такая хронологическая поправка позволяет утверждать, что репродуктивный подъем обусловливался в данном случае не компенсаторным возмещением отложенных рождений, а духовно-консолиднруннцим значением для наций военною противостояния. Роста рождаемости но время Втором мировой войны не испыт ывали, за некоторыми исключениями, две категории воюющих государств:
Для всею остального западного мира, национально консолидирован-ною вокруг антигитлеровской коалиции и частично реанимировавшего консервативные ценностные ориентиры, уже в первой половине 1940-х гг. началась эпоха «бэби-бума*. Принципиальные различия в репродуктивных тенденциях побеждающих и проигрывающих н войне народов подтверждают гипотезу об определяющем воздействии на рождаемость фактора идей но-духовного состояния общества {рис. 1.1.11-1.1.12)”. Рис. 1.1.11. Суммарный коэффициент рождаемости в странах — участницах Втором мировой войны Рис. 1.1.12. Суммарный коэффициент рождаемости в РСФСР, Германии и США в период Второй мировой войны " Демотрафмческая модернизация России, 1900-2000. М., 2006. С. 165. Вторая фаза генезиса современного типа воспроизводства для Запада относится к 60-м ет. XX в. Пришедшийся на них системный взрыв сексуальной революции, приведший к разрушению патриархальных семейных ценностей, не мог не иметь негативных последствий для показателей рождаемости. Традиционны!' образ женщины-матери (для христианской семи осферы — архетип Богородицы) утратил в процессе эмансипации свою привлекательность. Подлинный антирепродук т инн ый перелом в настроениях европейцев, пишет П. Бьюкенен, произошел не с наступлением эпохи индустриализации, а в 1960-е гг., когда «западные женщины стали отказываться от образа жизни своих матерей'»”. Различия в динамике естественного воспроизводства определяются, прежде всего, степенью воздействия и характером сочетания различных факторов. Демографические показатели, определяемые четырьмя базовыми фак торами демотрафии, завися т т ак же от их фак торных составляющих более низкой иерархической значимости, актуализирующихся в рамках соот-ветсгвуятщего культ урною или историческою кон текста. Так, репродуктивный бум в Антлтти XVI-XVII вв. (когда некоторые зажиточные антличанки имели до двух деент ков детей) связан со спецификой взгляда на женскую красоту. Состоятельные женщины, из опасения испортить форму труди, предпочитали не вскармливать младенцев сами, а отдавать их кормилице. При отсутствии средств контрацепции эго увеличивало период репродуктивной активности, сокращая временные интервалы возможности забеременеть. Напротив, в большинстве стран тогдашней континентальной Европы вскормить ребенка собственной грудью считалось данным от Бота долгом добропорядочной матери. В результате, репродуктивная динамика в Англии в соответствующий период была заметно выше других западтюевропейских государств". Высокая смертность среди женского населения Франции XVIII в. во многом определялась возрастанием динамики Заболеваний пневмонией. Вес одежды француженок, сообразно с установками галантного века, не превышал 400 т. Между гем, Франция — далеко не самая теплая са рана в мире. В то же время, в имевшей более жаркий климат Испании вес женской одежды измерялся килограммами, ч то определялось укоренившимися в быт у церковными традициями целомудрия. Хронологические рамки теории демографическою перехода ограничены полу торас толст ним историческим интервалом. Узос ть подхода во времени является одной тез причин выдвижения ряда ошибочных положений. Следствием этого явилось, в частнос ти, рассмотрение процесса репродуктивною угасания как результат а индус триально-урбанистической трансформации. Переход к малодетнос ги предстал в качестве исключительною явления но- Втл/гала.т Р/. I'tif). The Death nt die West. Nf.v York. 2UU2. ? Наука и жизнь. 14S9. № 4. С 52_ Глам I. Мульгидисдиплнманная феночечалогия влраашиносчи глобального развития человечества вого и новейшего времени, демографического результата модернизации и установления модели общественного устройства современного тина. Однако обращение к истории древних цивилизаций позволяет утверждать,. чю ничего эксклюзивного в феномене современного репродуктивного упадка не содержится. Периоды деионуляционной динамики фиксируются во многих цивилизациях прошлого. В одних случаях природа депопуляций определялась резким возрастанием смертности, в других — спадом рождаемости. Более тою, периоды репродуктивных спадов приходились, как правило, на нисходящие стадии ис торий цивилизационых систем. В этим смысле тренд снижения рождаемости может рассматриваться в качестве индикатора грядущей гибели цивилизации. В связанном с падением репродуктивного потенциала населения режиме депопуляции функционировали на финише своего существования: доарийская дравидская Индия, пострамзесовский Египет Нового царства, Крито-микенское культурное сообщество, поздняя Римская империя, поздняя Византия, цивилизация майя. Периоды репродуктивных упадков имелись и в доиндусг риа.тьной истории современных европейских народов. Депопуляцией была охвачена, в частности, значи тельная час ть с тран Западной Европы в XVII в. Причем не только Германия, на демографические процессы в которой существенное воздействие, по-видимому, оказала Тридцатилетняя война (1618-1648 гг.), но и государства, не испытавшие за этот период военных опустошений (как, например, Испания), имели отрицательный прирост- населения. Если в 1660 г. численность испанцев составляла 8 млн человек, го в 1703 г. — уже 7,3 млн". При этом экономическое развитие Европы шло с возрастающей динамикой. Материальное положение населения в целом улучшалось, а рождаемость — падала. Вместе с тем, не экономика, а мировоззренческий ценностный кризис XVII столет ия, отражавший смену европейской цивилизационной парадигмы, определял в данном случае вековой демографический т ренд. Таким образом, современный репродуктивный упадок экономически развитых стран Запада с позиций теории вариативное ги развит ия является скорее не отражением мирового универсального характера демографического развитиям симптомом кризисного состояния только одной из цивилизаций, а именно — западной. Делать выводы на этом основании для всех цивилизаций мирового сообщества является ошибочным. Цивилизационная специфика демографических процессов в истории России Если взя т ь применительно к истории России XX с толе тия в качес т ве реперных точек исходные {начало века} и итоговые (конец века) показатели демографии, ТО .может сложигься впечатление, чти траектория движения Д-мьлеа Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 19У0. С. -17. Вариативность и цикличность глобального социального распития человечества населения весь.ма точно совпадает с модельным трендом демографического перехода. Однако амплитуда колебаний на этом временном интервале окатывается большей, чем предполагает сам тренд. Зигзаги естественного воспроизводства населения в России в XX столетии не укладываются во многих своих спадах и подъемах в монистическую схему демографического перехода. Совершенно не соотносится со схемой демографическою перехода динамика естественною воспроизводства населения в Российской империи в XIX столе гии. Какие бы го ни было устойчивые тренды популяционного движения отсутствовали. Изменение общих коэффициентов рождаемости и смертное ти осуществлялось неравномерным, а вовсе не поступательным образом. Рождаемость,, которая, казалось бы, должна снижаться, возрастала, а смертност ь, должная уменьшат ься, напротив, увеличивала свои коэффициент ные показатели (рис. 1.1.13)[6]. Рис. 1.1.13. Динамика естественного воспроизводства православного населения в Российской империи на протяжении XIX в., на 100 жителей Демографическая история Российской империи позволяет четко проследить маятниковую траекторию динамики естественною воспроизводства населения. В XIX в. была замечена устойчивая повторяемость (в идеологическом смысле) российских государей — через одною. Доминанта западнических т енденций в поли гике одного неизменно сменялась почвенническим поворотом в последующем царствовании. Наложение на шкалу интронизаций показателей репродуктивной активности российского населения точно
Глам I. Мульгидисдиплнманная феночелалогия влриагииности глобального ра!-5атнл человечества фиксирует западническо-почвенническую идентификацию .монархов. При царях-«западниках* общий коэффициент рождаемости в России, варьируя ио годам,, в целом снижался, тогда как при "почвенниках* — возрас т ал. За юды либерального правления Александра 1 число родившихся на JООО человек населения уменьши.')ось с 43,7 до 4U%o. Тенденция снижения рождаемости изменилась лишь в последние годы александровского царствования, точно совпав по времени с мдеолоы)ческой переориентацией властей на консервативные ценнос ти. При консерваторе Николае I происходил стремительный рост репродуктивных показателей. Никогда в новое время в истории России коэффициентная статистика рождаемости нс возрастала столь динамично л в столь продолжи тельном интервале, как в николаевскую эпоху. К середине XIX в. был достигнут российский репродуктивный максимум. Реформаторский либеральный курс Александра II устойчиво коррелирует с заметным снижением общего коэффициента рождаемости. Показатели ренродукгинно-сти снизились за «эпоху великих реформ» с 52,4 до 47,5%о. Единственный зигзаг в сторону повышения рождаемости за четверть столетия правления Александра II пришелся на начало 1870-х ттд будучи связан с происходившим в контексте борьбы с революционной угрозой некоторым консервативным откатом от изначальной реформаторской идеологии. При идентифицируемом в качес тве православного консерватора Александре III процесс падения рождаемости был остановлен. Наблюдалось — пусть не столь стремительное, как в николаевскую эпоху, — но все же статистически четко фиксируемое повышение репродуктивного потенциала населения. В год вступления Александра Ш на престол общий коэффици-етт I рождаемост и составлял 47,5%о, в год смерз и — 48,6%о. ] 1аи более отцу т и-мым демографическим импульсом явился сам факт смены идеологи ческою вектора развития страны в 188J г. Следующий, 1882 г., ста т рекордным для России ио единовременному возрас танию репродуктивной динамики. Число новорожденных увеличилось тто сравнению с предыдущим годом почти на чет верт ь миллиона. Общий коэффициен т возрос на 3%о. Еще более динамично, в сравнении с общероссийскими показателями, за юды правления Александра III осуществлялся рост репродуктИнной активное ти православной час ти населения империи. В прямом диссонансе с современной демографической конъюнктурой РФ наивысший уровень репродукзивное т и (общий коэффициент рождаемости выше 50%о) в России конца XIX в. фиксировался в губерниях с этническим доминированием русских: Рязанской (58,1%о), Самарской (57,5), Оренбургской (56,7), Воронежской (55,6), Саратовской (55,3), Пензенской (55,0), Екагеринославской (54,6), Орловской (53,6%о). Наименьшей репродуктивной активностью (менее 30%о) отличались регионы, традиционно находящиеся в зоне сильного западнического влияния: Петербургская губерния (25,8%о) и ос тзейский край (28,9%о). Инерция ирайославно-этагистского консерватизма эпохи Александра III определяла интенсивное повышение статистики рождаемости и для проходивши.х в прежнем идейном формате первых лет правления Николая [[. Прирост в показателях общего коэффициента рождаемости составлял 0»4-0,5%о н год. Характерно что» вопреки логике теории демографического перехода о корреляции компонентов естественного воспроизводства» общий коэффициент смертности при этом снижался — от 41>,5%о в 1892 г. до 31,4%о в 1897 г. Только в дальнейшем, в период идеологических мет аний Николая П времен новой революционной волны кривая рождаемости в России пошла вниз. Таким образом» можно констатировать» что даже при О1раниченных уровнем технического развития возможностях информационного ресурса Российской империи идеология, декларируемая властью, прямым образом сказывалась на демографическом состоянии популяции41. Что же говорить о современных управленских возможнос тях воздействия через формирование мировозренческо-ценностных установок на популяционную динамику?! Практически на всем протяжении XX столетия динамика естественного воспроизводства населения в России осуществлялась в иных направлениях» чем предписываемые теорией «демографического перехода". Модернизационные тренды» как указывалось выше» определялись перепек тиной увеличения продолжительности жизни и сокращения рождаемости. В данном направлении шло демографическое развитие России, но существу, только в межреволюционный период 1905-1917 гг. Десакрализирующий надлом массового сознания начала XX в.» выраженный» прежде всего, в идеолог ической инверсии первой российской революции» не замедлил негативно от рази ться на репродук тивной активности. В 1905 г. общий коэффициен т рождаемости у русских составлял уже 47»8%о» а в 190S г. — 47»4%о. Статистика последующих лет фиксировала стабилизацию Показателей репродукт ивности. Несмот ря на неко торый с па д, пришедшийся на время первой российской революции 1905-1907 гг., динамика рождаемости в Российской империи оставалась наивысшей в Европе'4. Даже в годы Первой мировой войны» согласно расчетам демографов, население Российской империи возросло на 2»6млн» что составило 1,9%. Только в наименее успешном, в военном отношении» пораженческом 1915 г. имелась отрицательная динамика. Естественный прирост населения России, несмотря на то» что она несла в боях самые крупные людские потери среди воюющих государств, перекрывал статистику гибели солдат и офицеров. Вопреки /куньи В.А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Исгормко-демйграфнлесхне очерки. Новосибирск, 2(КЮ. С. 74. 1 Движение населения в Европейской России за 1899-1910 СПб |11г) 1901-1916; Ра-шая А./? Население России за 100 лег • 1811-1913): Статистические очерки. М._ 1956; Ара-лоаед Н.А. Породскал семья в 1ксин 1897-1926 гг. Исторнко-демографический аспект. М., 200.3. С. 72-76; г'/ег.чое В. А. Демографические катагтрофы я кризисы в России в первой половине XX века. I к горико-демотрзфкческие очерки. Новосибирск, 2DIX1. С. -12-15. Глам I. Мульгидисциплнманная феночечалогия влраашиносчи глобального развития человечества всем тяготам военного времени смертность среди гражданского населения оставалась на прежнем уровне. Российская империя превосходила в период Первой мировой войны по уровню естественного воспроизводства населения невоюющие европейские страны. Так, если у нее в 1915 г. коэффициент прироста составлял 9,3%о, то у Швеции — 6,9. а Швейцарии — 6,2%с/[7]. Сразу же после окончания Гражданской войны, с 1921 г. в России начался новый демографический подъем — и ио показателю продолжительности жизни, и по рождаемости. Рост репродуктивности отмечался даже в условиях пандемии голода 1921-1922 гг. Поддержание высокого уровня рождаемос ти определялось, с одной стороны, преимущественной включенностью в осуществление репродуктивных функций лил, получивших еще досоветское религиозное воспитание, ментально связанных с традицией православных семейных Ценностей. Другое обстоятельство, стимулирующее высокий уровень рождаемости» имело идеологическую природу. Пропагандистская апелляция большевиков к ••светлому будущему» в значительной мере сказывалась на репродуктивной ориентированное г и народа (-«если не мы, то дети, уж точно, будут жить при коммунизме*). Психологическая уверенность в зав грашнем дне, усилившаяся после революционной неразберихи, оказывалась более несомым фактором демографических показателей, чем крайне тяжелое материальное положение населения первого десят иле тия советской влас ти44. Похожий психолого-демографический эффект наблюдался в 1985 г. в связи с новыми «ветрами надежд» горбачевской перес тройки, правда, быстро выдохшейся. Фаза репродуктивного подъема первой половины 1920-х гг. еще могла быть объяснена через феномен компенсаторного (по отношению к годам Гражданской войны) вен.производства. По последующие тенденции популяционной динамики опровергают данную аргументацию. Природа очередного демографического упадка конца 1920-х — первой половины 1930-х гг. определялась не только трагедией коллективизации. Спад начался еще в 1926 г., г. е. до начала процесса массовой коллективизации. Фактором репродуктивною упадка в данном случаи следует; очевидно, признать инерцию революционной ценностной трансформации — воздействие левацкой интернационалистской идеологии, разрушение консервативных традиций пат риархальной семьи, русофобию. Сообразно с логикой «цивилизационного маятника» новая фаза демографическою подъема должна была совпасть со сменой вектора развития от универсалистский к цивилизационной парадигме' .
Черты такого рода, ценностной инверсии частично обнаруживаю гея в установлении с середины 1930-х гг. сталинской национал-большевистской модели социализма (системы, ориентированной на синтез идей социализма с национальными ценностными традициями российской л даже русской государственности). В сфере семейно-брачных о тношений это. прежде всею, выразилось в переходе от левацкой половой эмансипации к поддерживаемому законодательно семейному ригоризму (запрет абортов, усложнение бракоразводной процедуры). 11овый подъем рождаемости второй половины 1930-х п. вновь опровергает модельный тренд «старения нации». Понятие «сталинский демографический ренессанс» уже вошло в научный обиход'11. Им характеризуются периоды роста кривой естес твенного воспроизводства населения в СССР в 1935-39 гг. и 1948-53 гг. Успешность показателей демографии возводится И.В. Сталиным в разряд государс твенной идеологии. Высокая рождаемость и низкая смертность определяются в качест ве имманентных черт социалис тическою строя. Снижение ре продуктивности населения, напротив, оценивалось как характерный признак капитализма и преподносилось в качестве проявления его глубинного кризиса4'. Феноменом «отложенной рождаемости», компенсаюрной но отношению к периоду голода 1932-1933 гг., сталинский демографический ренессанс не исчерпывается. В демографической динамике второй половины 1930-х гг. фиксируются дна различных но репродуктивной интенсивности периода — 1935-1936 гг. и 1937-1939 гг. По логике компенсаторного концепта максимальный подъем рождаемости должен был прийтись на первый из означенных отрезков, тогда как в действительности наблюдалась прямо противоположная тенденция. Наиболее успешным в репродуктивном отношении оказался 1939 г, удаленный на шес ть лет оз окончания эпохи ••голодомора» (рис. 1.1.14)’'’. Возросший в годы Великой Отечественной войны духовный потенциал советскою общества гак же нашел, несмотря на всю сложность положения страны, проявлен не в демографической сфере. Демографическая динамика военных лет четко разделяет периоды 1941-1942 гг. и 1943-1945 и. Череда поражений первого из этих этапов порождала чувство перманентной психологической тревожности, сопровождалась резким увеличением смертности среди тылового населения. Начиная же со Сталинградской победы, число умерших в тылу стремительно сократилось. Смертность населения за этот период оказалась даже на порядок ниже, чем в довоенные и послевоенные годы (рис. 1.1.15)’’ . Итумов В.А. Демырафи>иск№> катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историко-демографические очерка. Новосибирск, 2LHM). С. 1D1-139.215-233. " Там же. С. ИИ “Там же. С. 102,131. 1 Там же. С. 126,158. 50 -1 1934 1 935 1936 1937 1938 1939 Рис. 1.1.14. Динамика рождаемости в СССР в 19 3 4— 19 3 9 гг. Рис. 1.1.15. Смертность тылового населения периода Великой Отечественной войны Достигну гая н последней трет и XX в. стабилизация общественной жизни не привела к сближению западных л российских (советских) векторов популяционного движения. Отсутст вие войн, голода, репрессий, пандемий, на которые сторонники демотрафи ческою перехода ссылались в других отмеченных случаях как на обстоя гельегва, деформировавшие модель модернизации естественного воспроизводства делало рассматриваемый период идеальным для верификации теоретических положений. Продолжительность жизни в СССР, несмотря на устойчивое улучшение материальных условий существования, в течение двух десятилетий снижалась. Без обращения к духовно-психологическому фактору данная тенденция не имеет рационального объяснения. Уровень материального обеспечения t раж да и СССР пусть не стремительно, но все же поступательно возрастал. От прежней репрессивной политики государство отказалось. Тем не менее, демографический результат но рассматриваемому параметру лишь ухудшился. Советский Союз вообще являлся единственным государством мира (включая развивающиеся страны) с длительной отрицательной динамикой продолжительности жизни населения. Некоторые из демографов объясняют данный феномен как отдаленное эхо военных потерь. Но в гаком случае аналогичный спад в продолжительности жизни должен был наблюдаться и в других государствах, имевших в период Второй мировом войны существенные потери в численности населения. Однако ни в одном из них ничей! подобною не произошло. Более тою, как раз в го самое время. когда СССР столкнулся с ощутимой тенденцией Сокращения продолжи тельное ел жизни, в ФРГ, Японии, Югославии и др. странах происходило устойчивое се возрастание (рис. 1.1.16)''. Очевидно, мобилизационный идейный ресурс советской системы ста-линскою л хрущевского периодов и являлся одним из решающих факторов поддержания витального состояния народа. Идеология коммунизма еще находилась на восходящей фазе своею развития. Перспектива пост роения коммунистического общества в обозримом будущем порождала психологическую уверенность, благоприятно сказываясь на всех демографических показателях. Эпоха застоя оказалась временем идей но-духовного разложения советского человека, утраты им общественных идеалов. Именно в этот период усмагривегся начало идеологическою перерождения советской партийно-государственной элиты, в конце концов приведшею к распаду СССР. Фактический отказ от жестких принципов идеократми не замедлил сказаться в демографической сфере. Произошедшее в середине 1960-х i г. изменение направленности динамики продолжительности жизни удивительным образом точно совпало с новым политическим поворотом в истории соне тс кой государствен пости. Неучтенным фактором в объяснении спада продолжи тельное г и жизни в СССР являегея также то обстоятельст во, что именно но вторую половину ЕггИегЯ.'г Я.А. Population, labour force and long swing in econotnic Growth. The American experience. Princeton, 196Л. Население мира: демсл рафический справочник. М., 19Н9. С. 212-213,226. 52 Рис. 1.1.16. Продолжительность жизни населения в странах, понесших существенные потери во Второй мировой войне, в лослевоеннь й период 1 %<]-х ге в критическую возрастную фазу вступила первая из генераций, вошедшая во взрослую жизнь уже в совет ское время. Витальный потенциал новых поколений оказался существенно ниже, чем у тех, которые сформировались в духовном плане еще в дореволюционную эпоху, пройдя через систему религиозной воспитательной традиции. Кратковременный демографический подъем 19Я0-Х тт. имеет многофакторное объяснение. Наряду с мерами ио материальному стимулированию рождаемости и борьбой с алкоголизмом определяющее воздействие на показатели естественного воспроизводства населения имело повышение психологического тонуса общества, связанного с духовной атмосферой обновления. На смену теронтократ инее кому застоях как казалось многим, приходит новый тип обновленного социализма с «человеческим лицом»: однако надеждам не суждено было оправдаться. Наст упившее разочарование вызвало психологи ческу ю депрессию, не замедлившую негативным образом сказаться в сфере демографии4. 1 Авкигл А.Я. Демографическая поди гика в СССР. М, 19Й1; Население СССР за 70 лег/11од ред. Л.Л. Рыбаковского. М.. 1У8В;Зшсарвны ОД Эволюция рождаемости в России вXX веке. М„ 19УЗ; Ai.pi.KiWi. Т.Л. Население Советского Союза. 1922-1991. М., 1993; Население мира: демографический справочник. С. 34—41, 324-332; /Дмии К Потребление алкогольных напитков и его тенденции в пос тто тали тарной России. М, 1993. С. 22,36. Показательному примеру советской политики второй половины 1980-х п., доказывающему принципиальную возможность управленческо -ю воздействия на сферу демографии, сторонники теории «железного» демографического детерминизма противопоставляют довод об «оттянутой смертнос ти». Согласно этому взгляду, в результате неоправданного вмешательства государства в демотрафические процессы произошел некий временной сдвиг. Все ге, кто должен был, н соответствии с предшествующим трендом, умереть еще во второй половине 1980-х гг., умерли н начале 1990-х. Искусственный демографический подъем и вызвал, якобы, последующий компенсационный — с точки зрения параметров демографии — спад. Однако утверждению о том, что буд то бы умершие в ельцинский период истории России должны были уйти из жизни еще в эпоху М.С. Горбачева, противоречит анализ динамики возрастной структуры смертности. В 1990-е гг. наблюдался резкий прирос г категории умерших, находящихся в трудоспособных возрастах, но отношению к которым понятие «О1 тянутая смерть» было малоприменимым. О каком временном сдвиге смертности можно говорит ь применительно к человеку, ушедшему из жизни вследствие убийства, производственной травмы или инфекционного отравления? Да и каков лаг по времени от тянутой смерти? Очевидно, что он не может быть растяну г на двадцати лет ни й период. С точки зрения теории отсроченной смертное т и было бы понятно увеличение числа умерших в начале 1990-х т г. Но и с наступлением 2000-х г г. смертность российского населения по-прежнему находится тта с голь же высоком уровне, поражая генерации, вступившие но взрослую жизнь уже в -тюслезас гойные» периоды отечествен ной истории, к которым, н силу этотчк тренды советской «алкотольной» смертности, казалось, не должны быть применены . Беспрецедентная но своим масшт абам для мирного времени демотрафи-ческая катастрофа России 1990-х it. есть, нероя т но, наиболее весомый довод против рецептуры универсалистского ну т и развит ия страны. В20001. с приходом новой политической команды В. Путина, частичным отступлением от ельцинского наследия * цивилизационный маятник» вновь начал корректировать век гор своего движения. Одновременно в демографии наметилась пока еще слабо выраженная тенденция выхода из состояния депопуляции и начала нового репродуктивного подъема. Вопрос в настоящее время заключается в т ом, сможет ли отмеченная тенденция приобрес ти характер тренда или окажется лишь эпизодом в процессе репродук тивного утасания России. Разрешение данною вопроса во многом зависит от позиции и профессионализма государственном власти. Демографический ежегодник России. 2(Ю5: Ст агме-.и ческиЯ сборник. М., 2005. С. 262. 54 Демографический критерий успешности государственного управления Демографические показатели могут выступать высшим мерилом оценки деятельности властей в различные исторические эпохи. Показатель прирос та населения, взятый по периодам фактических правлений в истории России XX в., точно фиксирует вариативность динамики естественного воспроизводства населения. Прослеживаемая зависимость в изменении демографических тенденций от смены высшего политического руководства страны вновь доказывает принципиальную возможность управления демографией (рис. 1.1.17)”'. Абсолютно отрицательными в демографическом плане интервалами отечественной истории являются ленинский и ельцинский периоды. Характерно Ч1о оба они были связаны с резким революционным разрывом с традицией цивилизационной идентичности России. Предложенные статистические обобщения мотут вызнать два возражения. Первое возражение — математическое: периоды правлений имели различную хронологическую протяженность» а потому прямым образом несопоставимы. Второе — историческое: в ряде правлений имелись разно- ’ Си-ичерл В.Л4. Развитие зкономикл России за 100 лет: 19Ш)-2(КЮ. Исторические ряды, вековые тренды, институциональные циклы. М.. 2006. С. КН-103,118. некгорные политические курсы и даже происходила смена идеологических парадигм. Для уточнения целесообразно верифицировать полученные выводы путем оценки демографических показателей на равномерных временных интервалах — по десятилетиям. Расстановка десятилетних периодов по степени уменьшения прироста населения позволяет сделать утверждение об отсутствии однонаправленности популяционного движения (рис. 1.1.1Н) Mi по степени успешности Фактическое праиленис ‘ i Николаи 11. Витте, Стпыпин Дунаган иокзрлия % прироста населения -15 -5 5 15 25 Рис. 1.1.18. Динамика естественного воспроизводства населения по десятилетиям XX в. Основной практический вывод, следующий из демографического приложения теории вариативнос ти развития., заключается в доказательстве отсутствия универсальной предопределенности процессов естественного воспроизводства и возможности управления ими. Вместе с тем» признание идейно-духовного состояния общест ва в качестве основного фак тора популяционной динамики предполагает существенное совершенствование демографической полит к к и. Помимо материальнодотационною рычага она должна включать в себя меры управленческою воздействия на мировозренческо-ценнос гные ориенгиры населения. В. Al. Указ. соч. С.. 101-103.
