Общая характеристика правил преюдиции в гражданском и административном судопроизводстве
Сущность и развитие правил преюдиции в отечественном гражданском и административном судопроизводстве
Отечественная процессуальная наука и судебная практика оперируют различными понятиями, для обозначения которых использованы однокоренные термины: преюдиция, преюдициальность, преюдициальные факты, преюдициальная связь и др. Общим для них является корень, образованный от латинского praejudicium.
Свидетельства тому, что данному слову придавался какой-либо однозначный смысл, или оно использовалось в римском праве для обозначения определенного правового явления, мы не находим. В одном из зарубежных изданий отмечено, что, например, комментатор, восходящий ко временам Аскония, определял praejudicium как нечто, что, будучи установленным, становится обязательным для судьи, а Квинтилиан писал, что это понятие использовалось как в значении прецедента, так и в значении ранее исследованных и установленных обстоятельств, относящихся к предмету спора'.
От praejudicium берет свое название и определенный вид исков в римском праве — actiones praejudiciales, своего рода прообраз исков о признании. Данные иски были направлены «не на присуждение ответчика к чему-либо в пользу истца, а лишь на признание существования или несуществования какого-нибудь конкретного правоотношения»[1] . «Это признание ему необходимо, по общему правилу, для того, чтобы потом возбудить целый ряд исков и, быть может, против различных лиц». Как отмечал В.М. Гордон, целью actioргае-
judicialis было подтверждение конкретного юридического отношения или юридического факта для применения в будущем процессе1. Современные авторы определяют praejudicium в основном как «относящееся к прошлому решению»[2] , «предварительное решение»
Следует отметить, что термины, производные от латинского praejudicium, в различных правопорядках или в различных отраслях права могут иметь далеко не одинаковое значение. Например, «преюдициальная процедура» Суда Европейского Союза мало чего общего имеет с преюдицией в гражданском процессе России. Право Суда Европейского Союза выносить решение о толковании договора или актов институтов, органов, учреждений Союза по запросу национального суда преследует цель «получения официального (нормативного) толкования права ЕС» и имеет характер скорее прецедента, а не пре-
юдициального решения в значении, используемом в отечественной науке гражданского процессуального права. Основательный анализ подходов к определению понятий, производных от латинского praejudicium и используемых в рамках гражданского судопроизводства, проведен в диссертационном исследовании К.Н. Мальченко1. В итоге ею были выработаны собственные определения, в основе которых лежит понимание преюдиции как элемента доказывания (льготы в доказывании), преюдициальности как свойства законной силы, преюдициальных фактов как общих обстоятельств для нескольких дел[3] . Использование различных понятий неудивительно, поскольку преюдициальность является одним из свойств законной силы судебного решения
Вместе с тем данные понятия нельзя рассматривать автономно друг от друга. Преюдициальным факт не может быть признан при отсутствии судебного акта, обладающего свойством преюдициальности и закрепляющего этот факт; преюдициальность судебного акта проявится только тогда, когда возникнет новый процесс, в котором будут участвовать те же лица, и суду необходимо будет установить факты (обстоятельства), которые уже были ранее установлены. Таким образом, свойство преюдициальности судебного решения проявляется в процессе доказывания по другому делу. Можно сказать, что преюдициальность судебного акта есть потенция возможного освобождения от обязанности доказывания установленных судебным актом фактов (обстоятельств), а само освобождение судом от обязанности
доказывания этих фактов (обстоятельств) есть акт реализации этой потенции. Преюдициальная связь отражает обусловленность одного судебного акта выводами, содержащимися в другом судебном акте. На наш взгляд, эти понятия используются для описания существующего в гражданском процессе правила (явления), в силу которого факты (обстоятельства), необходимые для разрешения дела и установленные вступившим в законную силу решением (в некоторых случаях иным судебным актом), не доказываются вновь при рассмотрении другого дела, в котором участвуют те же лица. Таким образом, все перечисленные выше понятия используются для описания разных аспектов одного и того же правила (явления). Это правило (явление) также должно иметь свое наименование, поэтому для его обозначения и следует использовать понятие преюдиции. Мы говорим о преюдиции как о правиле и явлении гражданского и административного судопроизводства, поскольку в науке гражданского процессуального права существуют два аспекта понимания процесса: как предусмотренного законом порядка рассмотрения и разрешения гражданских (административных) дел (то есть совокупность правил)1, а также как самой деятельности по рассмотрению и разрешению этих дел[4] . В связи с этим в том, что отдельные ученые рассматривают преюдицию как правило доказывания
Иное значение в понятие преюдиции вкладывать, на наш взгляд, не следует, поскольку в этом случае оно теряет свою самостоятельность. Так, некорректно определять преюдицию как судебное ре
шение1, поскольку в этом случае судебное решение приравнивается к действию одного из свойств (законной силы) судебного решения, что онтологически неверно. Преюдициальность — это лишь одно из свойств законной силы судебного решения; преюдиция — это действие свойства преюдициальности, которым обладает судебное решение, и оно не может быть самим судебным решением. Таким образом, учение о законной силе судебного решения при указанном подходе не принимается во внимание. Правила преюдиции хоть и основаны на свойстве законной силы судебного решения, однако свое нормативное закрепление находят в основном в соответствующих разделах процессуальных кодексов, посвященных вопросам доказывания (гл. 6 ГПК РФ, гл. 7 АПК РФ, гл. 6 КАС РФ), и образуют одно из оснований освобождения от обязанности доказывания[5] . Безусловно, правила преюдиции составляют определенную целостность, однако ответить на вопрос, образуют ли они самостоятельный институт гражданского процессуального права, можно лишь после определения места в структуре гражданского процессуального права норм, регламентирующих доказывание, и норм об освобождении от доказывания. Согласно первому подходу доказывание представляет собой отдельный институт гражданского процесса (гражданского процессуального права)
мы о доказательствах, имеющие, по ее мнению, материально-правовой характер1. Второй подход заключается в том, что доказывание рассматривается как подотрасль гражданского процессуального права[6] . Следует, однако, согласиться с тем, что комплекс норм о доказывании не может считаться подотраслью, поскольку отсутствует его обособление от прочих процессуальных норм и институтов
Более правильным представляется подход, согласно которому доказательственное право является самостоятельным правовым образованием гражданского процессуального права и представляет собой объединение институтов. Для того чтобы признаваться институтом, доказательственное право слишком неоднородно. К примеру, между нормами об обеспечении доказательств и нормами о назначении экспертизы или нормами о порядке допроса свидетеля отсутствует необходимая для выделения института неразрывная связь.
Правовой институт должен представлять «собой системно-целостное, нерасчленяемое образование, единую правовую общность», регулирующую отдельный вид или определенную сторону однородных общественных отношений. Сложный институт, состоящий из множества субинститутов, всегда имеет остаток из некоторых норм, которые нельзя отнести к какому-либо из субинститутов или к общим нормам, однако в доказательственном праве такие «остаточные» нормы отсутствуют.
На наш взгляд, нормы об освобождении от доказывания образуют самостоятельный институт гражданского процессуального права.
Они обладают предметным1 и функциональным единством[7] (именно эти критерии обычно используют для определения границ правового института в структуре ГПП), поскольку регулируют определенную сторону процессуальной деятельности, а именно определяют, в каких случаях обстоятельства, входящие в предмет доказывания по гражданскому делу, не требуют совершения активных действий сторон по их доказыванию, устанавливают критерии и пределы, при которых указанные обстоятельства должны считаться судом установленными без доказывания, и в целом служат реализации требования процессуальной экономии. В свою очередь в структуре института освобождения от обязанности доказывания в настоящее время можно выделить три относительно устойчивых группы: во-первых, норму об общеизвестных фактах; во-вторых, правила преюдиции; в-третьих, правила об обстоятельствах, подтвержденных нотариусом. Эти правила определяют самостоятельные, не связанные между собой условия и критерии признания данных обстоятельств не нуждающимися в доказывании, однако поскольку эти образования обладают единой функциональной направленностью, то вместе они составляют институт освобождения от доказывания, а по отдельности представляют собой его субинституты. Таким образом, правила преюдиции следует рассматривать как субинститут гражданского процессуального права, который входит в состав самостоятельного института освобождения от доказывания
По нашему мнению, в содержание субинститута преюдиции не должны включаться нормы о приостановлении производства по делу в силу невозможности его рассмотрения до разрешения другого дела (абз. 5 ст. 215 ГПК РФ, п. 1 ч. 1 ст. 143 АПК РФ, п. 4 ч. 1 ст. 190 КАС РФ), а также нормы, предусматривающие в качестве одного из оснований для пересмотра судебного акта по новым обстоятельствам
последующую отмену судебного акта, на основе которого был принят данный судебный акт (п. 1 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ, п. 1 ч. 3 ст. 311 АПК РФ, п. 1 ч. 1 ст. 350 КАС РФ). Указанные нормы относятся к другим институтам гражданского процессуального права — институту приостановления производства по делу и институту пересмотра судебных актов (постановлений) по новым или вновь открывшимся обстоятельствам. Гипотезы норм о приостановлении производства по делу и об отмене судебного акта в связи с выявлением новых обстоятельств являются альтернативными, и применение преюдиции в конкретном деле является лишь одним из оснований для приостановления производства по делу, а отмена преюдициального акта — для пересмотра судебного акта по новым обстоятельствам. При этом сама по себе возможность признания преюдициальными обстоятельств, которые могут быть установлены в другом, еще не разрешенном деле, не свидетельствует о невозможности рассмотрения данного дела до окончания производства по другому делу. Как отмечает С.В. Никитин, правило абз. 5 ст. 215 ГПК РФ связано в первую очередь с тем, что обстоятельства, которые могут быть установлены в другом деле, могут иметь преюдициальное значение для данного дела, однако «приостановление производства недопустимо, если указанные факты и правоотношения могут быть установлены судом в рассматриваемом деле»'. К примеру, Высший Арбитражный Суд РФ разъяснил, что оспаривание сделки в другом процессе само по себе не означает невозможности рассмотрения дела о взыскании по договору, и производство по делу не должно приостанавливаться[8] . То же самое касается и оспаривания сделок должника по правилам гл. III. 1 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»
Аналогичным образом сама по себе отмена судебного акта, на основании которого была применена преюдиция, не может считаться
основанием для пересмотра принятого судебного решения, на что указано в подп. «а» п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 11 декабря 2012 г. № 3Г. Пленум отметил, что суд должен проверить, повлияла ли отмена указанного акта на результат рассмотрения дела. Правила преюдиции в отечественном гражданском процессе складывались постепенно. Условно можно выделить три этапа в развитии законодательства, касающегося преюдиции, и соответственно научной мысли по поводу вопросов преюдиции: дореволюционный, советский и современный. Дореволюционный этап (1864—1917гг.)1 С введением в действие Устава гражданского судопроизводства 1864 г. (далее — УГС) гражданский процесс времен Российской империи стал доступным и состязательным. Теперь бремя доказывания возлагалось на стороны, а суд стал осуществлять руководство процессом, будучи активным лишь в определенных пределах’. В рассматриваемый период правила преюдиции в современном понимании в УГС 1864 г. не были закреплены, а в теории гражданского процесса учение о преюдиции не сформировалось. Однако следует обратить внимание на то, что в научной литературе того времени термин «преюдиция» использовался, но ему придавалось иное значение. Во-первых, термин «преюдиция» использовался учеными для обозначения так называемых преюдициальных вопросов. Так, К. Малышев выделял три группы таких вопросов: вопросы о праве, вопросы о факте и вопросы, поднятые в возражениях ответчика. Общее между ними то, что эти вопросы прямо не относились к предмету судебного решения, но без их разрешения суд постановить решение не мог[9] . Эти
же виды преюдициальных вопросов выделялись Н. Миловидовым, который относил к ним помимо названных также доказательства, говоря о последних в том ключе, что суд о них не решает, поэтому в одном процессе доказательства могут быть отвергнуты, а в другом те же доказательства могут быть приняты1. Таким образом, преюдициальные вопросы понимались как вопросы, не относящиеся к предмету решения, но разрешенные судом в целях его вынесения. Представляет для нас особый интерес, что среди преюдициальных вопросов выделялись суждения суда о фактах и обстоятельствах, положенных в основу судебного решения. В настоящее время указанные обстоятельства могут быть обязательными (преюдициальными) при разрешении судом другого дела, в котором участвуют те же лица. Примечательно, что в дореволюционной процессуальной науке господствовала точка зрения о том, что факты, положенные в основу решения, не могут быть обязательными для суда при рассмотрении другого дела. Причина этого — состязательный характер процесса. «Суд не решает о фактах, из коих выводится истцом спорное правоотношение; ему необходимо, конечно, удостовериться в существовании этих фактов, но решает он только о праве»[10] . Ученые видели прямое противоречие в придании фактам преюдициального (в современном понимании) значения принципу состязательности гражданского процесса: стороны вправе ссылаться или не ссылаться на какие-либо факты, доказывать или не доказывать их существование, а суд занимает такую позицию, что сам не вправе устанавливать вопреки воле последних эти факты По этой причине в науке отдельными учеными допускалось распространение законной силы судебного решения только на те факты, которые были неразрывно связаны с резолютивной частью решения
дались в обоснование своей позиции по делу или на которые сослался в решении суд. Следует отметить, что не признавались обязательными не только выводы суда о фактах, положенных в основу решения, но и суждения о любых преюдициальных вопросах. Во-вторых, термин «преюдиция» использовался для обозначения пред судимости. О предсудимости следует вести речь тогда, когда для разрешения одного правового спора первоначально необходимо разрешить другой спор, который находится вне компетенции суда, рассматривающего данное дело. Это предполагает необходимость проведения отдельного процесса. Вопрос о предсудимости судебного решения был достаточно подробно проанализирован в диссертационном исследовании Е.Г. Малых. Он приходит к выводу о том, что «предсудимость... означает, что до разрешения по существу данным судом требования истца необходимо рассмотреть в судебном порядке неподведомственный данному суду спор о праве или факте с вынесением по такому спору судебного решения»1. В УГС 1864 г. в ст. 5, 6, 8 нашла закрепление предсудимость приговора по уголовному делу. Из данных статей следует, что гражданский иск о возмещении вреда, причиненного преступлением, мог быть рассмотрен судом в порядке гражданского судопроизводства только после окончания производства по уголовному делу. Суд при рассмотрении гражданского дела не мог разрешать вопросы, касающиеся обстоятельств совершения преступления. Если первоначально был подан гражданский иск, но вопрос о привлечении лица к уголовной ответственности не разрешен, то производство по гражданскому делу приостанавливалось. Правила о предсудимости решений, принятых по гражданским делам, в УГС своего отражения не нашли, однако в судебной практике распространение получили. Предсудимость судебных решений предполагала, что суд, рассматривающий гражданское дело, не вправе решать вопрос о субъективных правах, являющихся основанием иска или возражений, если разрешение этих вопросов не отнесено к его компетенции. В таком случае рассмотрение гражданского дела должно было быть приоста новлено до окончания рассмотрения данных вопросов в отдельном производстве. А.Х. Гольмстен, давая оценку преюдиции (предсудимости), писал, что вопрос о праве на наследство не может быть окончательно установлен по делу о признании права лишь на какую-либо часть наследственного имущества, поскольку право наследования, чтобы быть подтвержденным, должно быть предметом самостоятельного процесса'. В литературе того времени также приводились следующие примеры преюдиции (в значении предсудимости): до разрешения спора о плате за пользование недвижимым имуществом по иску собственника должен быть разрешен спор о праве собственности на это имущество; до разрешения дела по существу должен быть разрешен спор о действительности брака, на котором основывалось законное представительство в суде[11] . Сходство между предсудимостью и современной преюдицией в том, что суд в силу их действия не входит в обсуждение определенных обстоятельств (правоотношений), на основе которых предъявлен иск, а должен сделать вывод об их установлении на основе решения суда по другому делу. В случае с преюдицией суд использует ранее вынесенный судебный акт для установления определенных обстоятельств, однако при отсутствии такого акта вправе и сам установить эти обстоятельства. В случае с предсудимостью суд в принципе не вправе входить в обсуждение определенных вопросов, которые необходимо установить для разрешения дела, по причине чего и требуется проведение другого процесса. Проблемы предсудимости стоят на повестке дня и в настоящее время, однако в данной работе мы не можем уделить им достаточное внимание, поэтому позволим себе отослать интересующегося читателя к работе Е.Г. Малых
Относительно общей характеристики дореволюционного периода развития правил преюдиции необходимо отметить следующее.
Проблема обязательности (в смысле преюдициальности) установленных судом обстоятельств (правоотношений) при рассмотрении другого спора между теми же лицами поднималась и в это время, однако теория преюдиции не получила своего четкого оформления. Объем предрешения был невелик и ограничивался судебными решениями, вынесенными в результате предсудимости. В науке предрешение обстоятельств, на которых основывалось судебное решение, отвергалось учеными в связи с тем, что выводы суда об этих обстоятельствах относились к мотивам судебного решения, которые по причине состязательного типа гражданского судопроизводства не вступали в законную силу и не могли признаваться обязательными для других судов. Таким образом, следует сделать вывод о том, что на данном этапе отечественное гражданское судопроизводство не было готово к закреплению правил преюдиции. Несмотря на то что в целом правила преюдиции, на наш взгляд, не противоречат принципу состязательности, ученые-процессуалисты именно в связи с действием данного принципа связывали невозможность предрешения обстоятельств, являющихся мотивами судебного решения. Советский этап (1917-1995 гг.) Редкая работа по советскому праву обходилась без критики буржуазного (западного и дореволюционного российского) права и указания на самобытность права советского[12]. Критика буржуазного права в этих работах была обусловлена в основном цензурными требованиями и нередко представляла его отдельные положения в искаженном виде. Вместе с тем советский гражданский процесс можно действительно назвать особенным. Ключевое его отличие от всех других типов процесса в том, что в нем неукоснительно проводился принцип объективной истины, который имел свое собственное содержание. Так, К.С. Юдельсон писал о самобытности советского процесса следующим образом: «Предъявляет ли советский процессуальный закон к сторонам требование о доказательстве фактического состава основания иска? Да, предъявляет, но с тем коренным, принципиальным различием, что недоказанность факта стороной не влечет еще за собой отказа в удовлетворении иска... исходя из иных по сравнению с буржу-
азным процессуальным законом положений, стремясь к установлению фактического состава, отражающего отношения действительной жизни, советское право не может все бремя доказывания возложить только на стороны»1. В другом месте его работы читаем: «Если советский гражданский процесс ставит своей задачей достижение материальной истины и суд действительно достигает ее, то в буржуазном процессе к судебному решению такого требования не предъявляется»[13] . Принцип объективной истины нашел свое отражение уже в ГПК РСФСР 1923 г. Аналогичные положения в дальнейшем были закреплены в ст. 16 Основ гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1961 г.
При этом суд занимал чрезвычайно активное положение в области доказывания. Статья 118 ГПК РСФСР 1923 г. наделяла суд правом собирать доказательства по собственной инициативе, правом предлагать сторонам представить дополнительные доказательства. Статья 121 ГПК РСФСР 1923 г. позволяла суду по своей инициативе осуществлять проверку доказательств (с помощью осмотра на месте, вызова сведущих лиц (экспертов), вызова и допроса свидетелей и поверки
письменных документов). В ч. 2 ст. 50 ГПК РСФСР 1964 г. говорилось не просто о том, что «суд может предлагать», а о том, что «суд предлагает» сторонам и другим лицам, участвующим в деле, представить дополнительные доказательства, что «суд собирает» их по собственной инициативе. Таким образом, можно сказать, что в ГПК РСФСР 1964 г. по сравнению с ГПК РСФСР 1923 г. было подчеркнуто, что собирание доказательств в необходимых случаях — это не просто право, а право-обязанность суда. Таким образом, советскому суду вменялось в обязанность использовать все имеющиеся средства, чтобы установить истину по гражданскому делу. На наш взгляд, результатом наделения суда активными полномочиями и проведением принципа объективной истины стало в итоге закрепление правил преюдиции в нормах о доказывании. В ГПК РСФСР 1923 г. прямые нормы о преюдиции отсутствовали. Несмотря на это, в период действия данного Кодекса преюдиция широко применялась судами на практике. Как указывал М.Г. Авдюков, преюдициальность вытекала из нормы о приостановлении производства по делу (п. «д» ст. 113 ГПК РСФСР 1923 г. обязывал суд приостанавливать производство по делу, в случае если оно не может быть решено ранее разрешения другого дела, рассматриваемого в гражданском, уголовном или административном порядке), а также из ст. 251 ГПК РСФСР 1923 г., согласно которой решение суда подлежало пересмотру, если было отменено постановление суда, положенное в основание данного решения'. Правила преюдиции были предметом многих научных исследований, изданных в период действия ГПК РСФСР 1923 г.[14] В ст. 21 Основ гражданского судопроизводства 1961 г. прямо указывалось лишь на обязательность вступившего в законную силу приговора суда по уголовному делу для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действий лица, в отношении которого состоялся приговор суда, по вопросам, имели ли место эти действия и совершены ли они данным лицом. Основы гражданского судопроизводства 1961 г. не содержали аналогичной нормы об обязательности (в смысле преюдициального значе
ния) постановлений судов по гражданским делам, однако в ст. 39 было сказано, что по вступлении решения в законную силу стороны и другие лица, участвовавшие в деле, а также их правопреемники не могут вновь заявлять в суде те же исковые требования на том же основании, а также оспаривать в другом процессе установленные судом факты и правоотношения. Таким образом, можно сказать, что Основы прямо закрепляли лишь одну сторону преюдиции — запрет для сторон на оспаривание преюдициально установленных фактов и правоотношений. В развитие данных законоположений в ГПК РСФСР 1964 г. уже было закреплено как преюдициальное значение приговоров, так и преюдициальное значение судебных решений. В отношении последних ст. 55 ГПК РСФСР 1964 г. определяла, что факты, установленные вступившим в законную силу решением суда по одному гражданскому делу, не доказываются вновь при разбирательстве других гражданских дел, в которых участвуют те же лица. Таким образом, можно сказать, что в период с 1923 по 1964 г. происходила постепенная детализация правил о преюдиции. Рассматриваемый этап характеризуется тем, что именно в этот период происходят формирование правил преюдиции как института гражданского процессуального права и разработка учения о преюдиции в теории гражданского процесса. В советский период наблюдается отход от либеральной состязательности. Гипертрофированность принципа объективной истины и широкие активные полномочия суда в области доказывания привели к появлению, по сути, аксиоматического правила: вторично устанавливать объективную истину по другому делу в отношении уже однажды установленных фактов и правоотношений нет необходимости. Очевидно, что такие положения не укладывались в систему гражданского процесса периода УГС. Примечательно, что В.М. Семенов о характере преюдициальности писал следующее: «В принципиальное отличие от буржуазного, в советском праве преюдициальность не является предрешимостью. Дело в том, что преюдициальное начало в советском праве имеет своеобразные самостоятельные предпосылки и основу, создающие иную сущность и иные последствия, в корне отличные от предсудимости в буржуазном праве»[15]. Очевидно, что эти особенности советской преюдиции В.М. Семенов видел в действии принципа объективной истины.
Таким образом, правила преюдиции появились в структуре гражданского процесса именно благодаря принципу объективной истины советского гражданского процесса. Современный этап (1995 — н.в.) Со сменой общественно-политического строя в стране наметились и существенные преобразования в правовой системе, в частности в гражданском процессе. Концепция судебной реформы' предусматривала организацию судопроизводства на принципах состязательности и равноправия сторон. На втором Всероссийском съезде судей была провозглашена необходимость упразднения «следственного судопроизводства и утверждение состязательности процесса, при котором обязанность по сбору доказательств и ответственность за их полноту и доброкачественность несут истец, ответчик...»[16] . В результате проведения этой линии был принят Федеральный закон от 30 ноября 1995 г. № 189-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР» Принятие данного Закона привело к появлению в процессуальных научных кругах мнения о том, что законодатель отказался от принципа объективной истины
принцип объективной истины свое действие сохранил1. Вместе с тем авторы, отстаивающие правильную, на наш взгляд, идею о сохранении в гражданском процессе принципа объективной истины, не всегда достаточно подробно аргументировали свою позицию. Так, к примеру, Э.М. Мурадьян, критикуя комментарий В.М. Шерстюка, говорит, по сути, лишь о вреде отказа от принципа объективной истины[17] . Другой автор по итогам анализа отдельных положений ГПК РСФСР 1964 г. в редакции Федерального закона от 30 ноября 1995 г. № 189-ФЗ пришел к выводу о том, что «некорректно категорически утверждать об отсутствии принципа объективной истины в российском гражданском процессе»
Но отрицать тот факт, что самостоятельных полномочий у суда по отысканию объективной истины стало меньше, не приходится. «Внесенные... изменения, особенно запрещение суду по собственной инициативе собирать доказательства и формировать тем самым фактический материал процесса, ограничили возможность суда устанавливать действительные фактические обстоятельства рассматриваемого дела. Тем не менее возможность установления объективной истины в ходе осуществления судебного познания у суда имеется. Установлению объективной истины способствует и возложение на суд обязанности определять предмет доказывания по делу, и непредостав-ление лицам, участвующим в деле, права распоряжаться фактическими обстоятельствами дела, и требование обоснованности судебных постановлений».
Как верно отмечает А.Т. Боннер, «изменился метод или методы достижения истины в процессе... единственным путем к установлению действительных обстоятельств дела должна стать подлинная состязательность сторон в представлении и исследовании доказательств под руководством хотя и беспристрастного, но всемерно заинтересованного в установлении истины суда».
Таким образом, можно сказать, что в результате преобразований в российском гражданском процессе, как и в советском процессе, действует принцип объективной истины, однако содержание1 его существенно изменилось. Каким же образом следует понимать принцип объективной истины, если на его существование не повлияло преобразование следственной модели процесса в состязательную? Нам представляется, что достаточно хорошо это было продемонстрировано М.Д. Олеговым и А.Ф. Вороновым. М.Д. Олегов пишет, что в силу принципа объективной истины «движение процесса должно идти в направлении использования всех процессуальных средств для установления действительных фактических обстоятельств, необходимых для правильного рассмотрения и разрешения дела, а в случае невозможности или предусмотренной законом нецелесообразности — установления их в строгом соответствии с представленными доказательствами»[18] . В связи с этим А.Ф. Воронов делает вывод о том, что у суда нет обязанности устанавливать истину по каждому делу, а суть принципа объективной истины — в обязанности стремиться к ее установлению
Схожим образом понимает этот принцип и А.Т. Боннер: «под принципом объективной (судебной) истины следует понимать такое основополагающее начало гражданского судопроизводства, в соответствии с которым суд в сотрудничестве с лицами, участвующими в деле, должен принимать все зависящие от него и предусмотренные законом меры с целью всестороннего, полного и объективного выяснения имеющих юридическое значение обстоятельств дела, прав и обязанностей сторон».
Представляется, что это самое правильное понимание принципа объективной истины. Суд должен использовать все имеющиеся у него процессуальные средства и возможности для того, чтобы установить
действительные обстоятельства по делу. Однако набор этих процессуальных средств и возможностей отличен от советского периода: ранее у суда их было значительно больше, что позволяло, на наш взгляд, установить действительные обстоятельства чаще, нежели сейчас[19]. В настоящее время достижение объективной истины в большей степени стало зависеть от действий лиц, участвующих в деле. В свете такой трактовки принципа объективной истины необходимо делать акцент на том, что полномочия суда в рамках доказательственной деятельности — это не только его права, но и обязанности. Так, суд по каждому делу в силу ч. 2 ст. 12 ГПК РФ должен оказывать содействие в реализации прав лиц, участвующих в деле, если они в этом нуждаются, и создавать все возможные условия для всестороннего и полного исследования доказательств и установления фактических обстоятельств гражданского дела. Из содержания ч. 1 ст. 57 ГПК РФ следует, что суд не просто вправе, а обязан, когда представленных доказательств по делу недостаточно для вынесения законного и обоснованного решения, предложить лицам, участвующим в деле, представить дополнительные доказательства. На стадии подготовки дела, согласно ст. 148 ГПК РФ, суд во всех случаях обязан уточнить фактические обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела. Установлению истины по делу также способствует и возложение на суд обязанности обеспечить неукоснительную реализацию принципа законности как со своей стороны, не допуская процессуальных нарушений, так и со стороны иных лиц, пресекая их незаконные и недобросовестные действия. Мы достаточно подробно остановились на освещении проблемы принципа объективной истины с той целью, чтобы показать корреляцию правил преюдиции с содержанием этого принципа. Правила преюдиции в ГПК РФ закреплены в ст. 61 и отнесены к основаниям освобождения от доказывания. Примечательно, что в целом формулировки ГПК РФ повторяют правила преюдиции ГПК РСФСР 1964 г.
В этой связи некоторые авторы, основываясь на отказе законодателя от принципа объективной истины, на смене принципа объективной истины принципом формальной истины, делают выводы о необходимости отказа от правил преюдиции1 или существенного их изменения[20] . Нам бы хотелось уточнить постановку данного вопроса. Поскольку, по нашему мнению, принцип объективной истины сохраняет свое действие, однако ввиду существенного изменения его содержания (объема процессуальных средств установления истины) необходимо выяснить, оправданно ли сохранение правил преюдиции в прежнем виде? Вписываются ли эти правила в систему действующего гражданского процессуального права? Действие каких еще принципов должно влиять на содержание правил преюдиции? Нужны ли какие-либо изменения в этой части для того, чтобы обеспечить правильность и своевременность рассмотрения гражданских дел? Ответы на эти вопросы мы постараемся дать в соответствующих параграфах настоящей работы. Стоит также отметить, что для современного этапа характерно развитие норм о преюдиции в свете дифференциации гражданского судопроизводства. Во-первых, в связи с формированием системы арбитражных судов и обособлением судопроизводства в арбитражных судах происходит постановка вопроса о действии преюдициальности судебных постановлений, принятых в рамках другой подсистемы судов. По этой причине в ГПК РФ появляется норма о преюдициальном значении решений арбитражных судов (ч. 3 ст. 61 ГПК РФ)
однако с уточненным содержанием были в дальнейшем закреплены в ст. 58 АПК РФ 1995 г.1 и ст. 69 АПК РФ 2002 г. Во-вторых, в связи с принятием КАС РФ встает вопрос о действии преюдициальности судебных постановлений по административным делам в гражданском и арбитражном процессах, а также вопрос об обоснованности особенностей в правилах преюдиции, закрепленных в ст. 64 КАС РФ[21] . Проанализировав историческое развитие правил преюдиции и причины их появления в гражданском судопроизводстве, мы пришли к выводу о том, что содержание правил преюдиции зависит от содержания принципов состязательности и объективной истины в конкретный период развития гражданского процесса. Состязательный характер дореволюционного гражданского процесса и отсутствие в этот период у суда существенных активных полномочий в сфере доказывания послужили основанием для непринятия теорией гражданского процесса подхода к обязательности (преюдициальности) обстоятельств, являющихся основанием судебного решения, для суда, рассматривающего в последующем другое дело между теми же лицами. Такое обязательное значение могли иметь лишь выводы суда, изложенные в резолютивной части решения и имеющие значение предсудимости. Усиление принципа объективной истины и наделение гражданского процесса следственными чертами способствовали появлению правил преюдиции в советском гражданском процессе. При этом изменение содержания данного принципа и усиление роли состязательности в современном отечественном гражданском процессе, на наш взгляд, не могут не оказать влияние на содержание действующих правил преюдиции.
